Челюсти графа сжались. Он перевел взгляд на камердинера, и тот мгновенно замолчал, став белее мела.
– Уволен, – холодно бросил Кайл.
– Что? Но ведь я служу вам уже семь лет, ваше сиятель…
– Пошел вон, – процедил сквозь зубы граф, – сейчас же. Если не хочешь, чтобы я нашел тебе провожатого, который тебя поторопит.
Не знаю, что в этой угрозе так напугало Вилберна, но он весь затрясся. Тут же поклонился до пола и, рассыпаясь извинениями, скрылся с глаз.
А мы остались с графом одни.
Мужчина подошел ближе, и теперь нас разделяло не более полушага. Его аристократическое лицо в неровном свете свечей казалось еще более таинственным и притягательным, чем прежде.
Сердце замерло у меня в груди, пропустив пару-тройку ударов. В горле мгновенно пересохло.
Кайл поднял свободную руку и осторожно коснулся моей щеки в том месте, куда пришелся удар камердинера.
Горячая волна прокатилась по позвоночнику.
Я не могла поверить, что все происходящее – правда.
Граф снова был рядом, и это мгновенно поднимало градус ситуации до нестерпимо раскаленного. Меня потряхивало от напряжения, и я, как заикающийся подросток, с ужасом поняла, что не могу выдавить из себя ни слова. От волнения даже губы немного дрожали.
Я нервно облизнула их и с трудом выдавила:
– Спасибо…
Голос слушался плохо.
И что на меня находит в его присутствии? Почему я превращаюсь в старую скрипучую куклу, у которой сломался заводной механизм? Могу только стоять неподвижно и издавать нечленораздельные звуки.
– Не за что, – спокойно ответил он. – Прости, что так вышло.
– Что вы! – ахнула я. – Вам вообще не за что извиняться!
Мне вдруг стало ужасно неловко. Ударенная щека горела, а от краски, которая прилила к лицу, пульсация боли стала еще сильнее.
В этот момент граф неожиданно сделал ко мне еще один крохотный шаг.
Я втянула воздух через распахнутые губы, понимая, что теперь Кайл так близко ко мне, что я могу чувствовать его тонкий, приятный аромат духов, смешанный с еле уловимым ментоловым дымом. Похоже, его светлость недавно курил трубку.
Свет от канделябра падал на его красивое лицо, освещал темные, чуть прикрытые ресницами глаза, которые глядели на меня слишком внимательно. Настолько, что внутри все мгновенно вспыхивало и делалось очень неловко.
А еще – очень жарко…
– Я виноват, – проговорил он медленно, поднимая свободную руку. – Раз в моем доме мои служанки вынуждены чувствовать себя в опасности.