В Саду меня тоже так звали. Меня называли так все. Поэтому когда она спросила, как меня зовут, я запнулся. Тогда она спросила, как зовут растение, перед которым мы стояли, но я и это забыл. Зато я сказал ей то, чего давно не говорил никому. Я сказал, что это растение ей не подходит. И она спросила, а какое растение ей подходит? И я ответил, вам подойдет цветок, но я пока не знаю, какой.
***
Она появилась в Саду впервые с месяц тому, и потом стала приходить часто, иногда каждый день. Всегда в сопровождении мамы – калы-пустомели – или сестры, подавленной, гордой астры. Они всегда покупали растения, и никогда – цветы. Высокая, собранная, неторопливая. Она долго ходила по Саду, приглядываясь то к одному, то к другому. Потом подходила к кассе, и ей там что-то заворачивали. У неё, наверное, был свой сад.
Я никак не мог разглядеть её Цветка – это был сгусток неясного, приглушенного запаха, укутанный в кокон. Каждый раз, когда она приходила, я разглядывал его, но ничего не видел. И вот в тот миг, когда она спросила, как меня зовут, я увидел. Её цветок был огненным. Но он не то потух, не то уснул, как бывает с вулканами. Огненный цветок, который не может жить для себя, который не имеет аромата, но он единственный способен, как факел, освещать другим путь и оживлять всё вокруг во имя каких–то очень больших, особенных целей.
Вечером я не пошел домой. И не остался в Саду. Я сделал то, чего не делал очень давно, чего всегда боялся.
Я выбрался из своей окраины и поехал в центр Города, где все запахи слиты, где все цветы обречены. Где все законы давно не работают: и старушки пылают изнутри сухими яркими цветами, а юные девушки куда-то бегут, не зная, что их Цветок давно завял и корни у него гнилые.
Я ехал мимо и думал: вот они ищут цветок папоротника. И не знают, что заветное счастье – найти огненный цветок. Был тёплый вечер, потом была тёплая ночь. А я всё бродил по городу и не мог поверить, что совсем скоро я снова увижу её и скажу, какой редкий, какой удивительный цветок в ней растет. И как важно, чтобы он проснулся и озарил всё вокруг.
Я возвращался домой на рассвете и думал о всякой ерунде. О том, как днём моя комната медленно плывет в кленовом лесу. Равнодушно покачиваются гладкие листья, словно это сотни ладоней, машущих на прощание кому-то. И я машу им в ответ. О том, как я брожу в Саду по клубящимся солнечной пылью проходам, слегка соприкасаясь с бархатными лепестками роз или задевая сердитые алоэ. О том, что клёны – умные деревья. А берёзы – глупые, взбалмошные, ветреные. А клёны никогда не шумят просто так.