– работа, это лучшее из всего, что есть в жизни.
После этого заявления воцарилась тишина, а темнота так сгустилась, что можно было различить лишь маленький огонек, тихонько поплясывающий на догоравшей головешке.
* * *
– Нехорошо. Огонь ничего не хочет сказать.
Я обернулся. Перед печкой, распахнув ее металлическую дверку, на коленях стоял Коля и с озабоченным видом смотрел внутрь печки, где уже пару часов горело вовсю. Оконные стекла покрылись испариной от тепла, овладевшего кухней, тогда как снаружи смеркалось и продолжал идти холодный дождь. Мы уже неделю как знаем, что наша встреча с оленеводами, о которой мы заранее договорились, не состоится. Они должны были быть в середине августа у реки, но в такой дождь хозяин собаку из дома не выгонит, а что уж говорить про то, чтобы человеку по лесу скитаться. В такой дождь, как мне Коля сказал, сидят в чуме и ждут, пока перестанет лить, потому что и оленям тяжело на размокшем мху и оленеводам одежду негде высушить. А с мокрой одеждой – не жизнь, обязательно заболеешь, здесь это непозволительная роскошь. Так что и они в чумах, и мы здесь на кухне, сидели в ожидании тех редких солнечных дней, которые позволили бы нам встретиться на берегу реки.
– Они недалеко, – сказал вчера Коля. – Только бы дождь перестал.
Теперь он смотрел на огонь, напряженно о чем-то думая.
– Что там у тебя? – спросил я.
Внутри разрасталась тень и мерцающий блеск, пробивающийся через все щели раскаленной печки, пока что был единственным источником света.
– С тех пор, как ты здесь появился, огонь замолчал. – Он недоверчиво глянул на меня. – Он думает.
– О чем?
– Духи не хотят, чтобы ты оставался в тайге. Они не понимают, кто ты и зачем сюда приехал.
Дождь барабанил о подоконник, кривой пол терялся во тьме, в которой стоял коленопреклоненный Коля, и лишь лицо его было освещено (как на картинах старых живописцев) светом, исходившим из приоткрытой печки.
– Откуда ты знаешь?
– Огонь всегда тебе всё расскажет, предупредит о человеке или о медведе.
Странное дело, но после его слов в этой погружающейся в темноту и шум дождя кухне как будто кто-то появился. Казалось, темные углы стали его прибежищем, а поскрипывание мебели – отголосками его шагов.
– Ну и что он сейчас говорит?
– Сейчас? – Покачал он головой и пошуровал кочергой. – Сейчас он колеблется.