- Не помнишь, сколько тебе лет? – Райла с грустью опустила глаза.
- Отнюдь. Мне сто восемьдесят шесть. Но сколько мне было до того, как я стала феей? Не имею представления. Может, двадцать. Может, двадцать пять… Я не помню, когда мой день рождения, и прибавляю год всякий раз, когда проходит Рождество.
- Но это же чудовищно… - Секретарша вновь сдвинула брови, глядя на собеседницу. – У фей, выходит, нет жизни? Они живут от человека к человеку? И счастливыми быть априори не обязаны?
- Мне… больно рассуждать на эту тему. – Альбирео выдавила из себя улыбку. – Давай закроем. Подумаем лучше… как забрать палочку, но, чтобы никто особо не видел этого.
- Невозможно. Я уже сказала: палочку нашел Росс, она у него. Тебе придется идти к нему, и просить её назад. Придумать при этом, что говорить, чтоб он отдал. А то… может и оставить, как предлог, чтобы увидеться снова. Это было бы вполне в его духе. – Райла прикрыла глаза. – Он какой-то странный был сегодня, весь на взводе. Наверно, искал тебя, и не нашел, вот и огорчен.
- Или слишком долго держал в руках палочку. – Волшебница перевела взгляд на гигантскую многоэтажку-свечку. – Даже прикосновение может сказаться.
6. Самый худший день
«Что это у нас такое?» - мужчина с ухмылкой вертел в руках странную указку, раз за разом стараясь найти в ней что-то новое, но ничего необычного больше не было. Гугл по странным символам ничего не дал, возможно, вещь была сделана на заказ, и эти буквы были подписью, или пожеланием для владелицы. А не фирмой-изготовителем. «Любопытно». – Росс вздохнул и откинулся на стуле.
В просторную комнату просторной квартиры проникал свежий, летний сквозняк. Он едва трогал кожу на шее, шевелил волосы, и заставлял глаза смыкаться в сладком предвкушении утренней свежести. Тишина и покой.
За окном щебетали птицы, несмотря на высокий, до безобразия высокий этаж. Внизу шелестели кроны деревьев, пахло летом. Пыльцой и зеленью. Солнечный свет преломлялся сквозь прозрачное стекло, и, казалось, слегка рябил.
На просторной, аскетичной кухне Эдмунд совсем не ощущал аппетита. Круглый стеклянный стол держал на себе только чашку с кофе и нетронутый, пустой тост из белого хлеба. Стоило съесть, чтобы не болел желудок, но молодой человек никак не мог заставить себя это сделать. Керамическая облицовка кухонных шкафов отражала от себя свет голубого, безоблачного неба, пока босые ноги утопали в сером ковре из вискозы со средним ворсом. Этот ворс тоже слегка поблескивал, от бесконечных бликов хотелось еще сильнее сомкнуть веки, и никогда их не открывать.