Неземными существами казались и ученики элитной школы с углубленным изучением английского языка, куда я попал стараниями папы. Вообще-то он не особо хотел устраивать меня в эту школу, но мудрая мама настояла, и я изумленно открыл для себя мир, в котором ученики нередко уделяли больше внимания модным нарядам, чем урокам. А еще я впервые столкнулся с явлением социального неравенства. До сих пор я знал, что мои приятели живут в таких же, как и у нас, квартирах, у них так же, как у меня, мало игрушек, потому что это дефицит (помню, дед выстругал из дощечки мне меч, я его раскрасил акварельными красками и гордился), и вообще – в наших домах был один телевизор на парадное. А когда я пришел в гости к однокласснику, сыну замминистра, очень удивился огромной пятикомнатной квартире. Удивление было настолько велико (я был совершенно сражен этим размахом), что даже не переросло в зависть. Дома я спросил родителей, почему у моего товарища такая большая квартира, и получил мало что объясняющий на тот момент ответ: «Бывают разные люди и разные судьбы». Сегодня я понимаю, что он был исчерпывающим.
Однажды дочка знаменитого врача-ортопеда ухитрилась несколько дней проходить в норковой шубке, которую украли раньше, чем завуч сделал ей выговор. Некоторые ребята промышляли фарцовкой, и лейблы Levi’s, Lee, Arrow были нам хорошо известны. Так что смущающий меня поначалу привкус социального неравенства быстро исчез – вернее, его перебил привкус удовольствия от модных и качественных вещей. И после развала Союза у меня не было «блокадного синдрома» в отношении хороших вещей, я не скупал коробками обувь и не забивал шкафы рубашками в хрустящем целлофане, как делали многие дорвавшиеся одновременно и до денег, и до того, что можно было на них купить. Многие мои разбогатевшие знакомые первым делом покупали себе красные и бордовые двубортные пиджаки с золотыми пуговицами и спортивные костюмы знаменитых марок. Они щеголяли в этом «дресс-коде» повсюду, не понимая нелепости – вокруг было полно таких же братьев по тренду. А когда кто-то все же вышучивал их страсть к шику и блеску, поддевал: «Зачем ты увесился золотыми цепями, помнишь – златая цепь на дубе том?», нувориши, как правило, отмахивались: тяжелое детство, деревянные игрушки, так хоть сейчас поживем.