Выяснив это, стало проще понимать социально положение Флоренс и ее отца.
Да, баронство Винтер. Старые аристократы империи. Голубая кровь, но не настолько, чтобы позволить себе дорогую жизнь в столице и постоянное членство в совете императора…или позволить себе оплатить услуги садовника-мага, чтобы он привел в порядок сад.
Я со вздохом отодвинула пятый том гражданского кодекса и взглянула в окно библиотеки, которое выходило на сад и озерцо, больше напоминавшее болото из-за зарослей камыша и буро-зеленой тины.
С момента отбытия Джеймса прошло три недели.
Брат Флоренс и единственный сын барона Винтера – Томас – так и не появился. Его письмо о том, что каникулы он решил провести в академии пришло за день до ожидаемой даты визита.
Барон расстроился. Виду он пытался не показать, но потому, как быстро он отправился в свою теплицу, даже не дожидаясь дессерта – то было за ужином – дало мне ясно понять настроение папеньки.
Как бы уверенно и целеустремленно я не была настроена поначалу, едва попав в этот странный и чуждый мне мир, на деле моя адаптация еще не закончена.
После того, как я проводила Джеймса и вернулась в дом, который и не был моим домом, осталась одна в окружении незнакомых людей, говоривших на чужом языке, который я чудесным образом или по воле богов, понимала прекрасно, что, однако, не делало его для меня даже капельку роднее, как на меня навалилась страшная хандра.
Я проводила время в «своей» комнате, которая тоже по факту мне не принадлежала и оплакивала прошлую жизнь.
Скучала по друзьям и знакомым, привычным и таким повседневным вещам как телефон и кофеварка, реклама по телевизору и даже по постоянным пробкам по дороге на работу.
Если для остальных обитателей поместья барона Винтера мое состояние и было удивительным, они этого не показывали.
Отец Флоренс проводил свободное время в теплицах, цветы его интересовали больше дочери. А может, он был настолько привычен к такому поведению, что давно уже перестал удивляться.
Память Флоренс – прежней и полновластной хозяйки этого тела – так и не проявила себя. Вопреки моим надеждам. Я чувствовала себя такой невеждой в вопросах по обитанию в этом мире, что мне даже начали сниться по ночам кошмары.
В основном о том, как меня вытаскивают из постели слуги – обычно Мари, эта ехидная девица – и тащат на народный суд, где крестьяне выкрикивают слова на непонятном языке и грозят зажженными факелами. В конце концом я оказываюсь привязанной к столбу, вокруг которого разбросан хворост и солома для сожжения.