В одной из своих работ Г. Габбард и М. Пельтц [63], будучи членами специальной комиссии по расследованию случаев сексуального нарушения границ, сообщают, что в ходе разговора с коллегами, с которыми они обсуждали их опыт, связанный с такими проблемами, у них сложилось впечатление, что они «открывают хорошо охраняемые семейные секреты», говорят о том, «о чем нельзя говорить» [ibid., p. 659]. По мнению авторов, наиболее тяжелые последствия, в смысле воздействия на психоаналитическое сообщество, оказывают нарушения тренинг-аналитиков, поскольку такие случаи не только побуждают аналитиков и кандидатов сомневаться в правильности выбора профессии, но и отпугивают потенциальных клиентов от тех сообществ, где это произошло.
Г. Габбард и М. Пельтц обращают внимание на долговременные последствия подобных шокирующих событий. Несмотря на все принятые меры, может иметь место так называемая «межпоколенческая передача», когда у кандидатов в психоаналитики, которые проходили тренинг-анализ у нарушителя, позже в их профессиональной карьере возникали те же самые проблемы.
Поразительным показался авторам высокий уровень толерантности в отношении нарушителей границ, отсроченная реакция их коллег, несмотря на то что слухи о таких делах обычно интенсивно курсируют в сообществе.
В одном случае нарушителем был уважаемый, высокостатусный член сообщества, пожилой человек, преподаватель института, основателем которого он являлся, один из первых аналитиков в этом городе, который анализировал и супервизировал многих своих молодых коллег. Для всех было шоком, когда они узнали, что один из анализандов обвинил его в неподобающем сексуальном поведении. Позже всплыла информация о его годами длящихся сексуальных связях с клиентками, которым он говорил, что это необходимый элемент их анализа. Исполнительный комитет психоаналитической организации был фактически парализован. Он не знал, что делать, да и не хотел что-либо делать, поскольку многие из его состава были учениками или анализандами этого человека.
Г. Габбард и Э. Лестер [8] с удивлением пишут о том легкомыслии, с которым психоаналитики, вступающие в сексуальные отношения с пациентами, оправдывают себя тем, что это «настоящая любовь», а вовсе не любовь в переносе или контрпереносе. (Хотя, замечают авторы, эти отличия, по мнению Ч. Бреннера, не столь существенны, за исключением варианта, когда любовь в переносе анализируется.) Это означает, полагают нарушители, что анализ надо завершить и можно начать любовные отношения. При этом у пациента возникает ощущение своей исключительности, необыкновенности – ведь он/она добилась/ся любви своего аналитика. В качестве иллюстрации этой мысли авторы приводят цитату из мемуаров М. Малер: «Взяв меня под свое крыло и пообещав мне вернуть благосклонность Венского психоаналитического общества, Айхгорн укрепил мое представление о себе самой как об “исключении”. Но на этот раз в полностью положительном смысле, по сравнению с негативным смыслом, привитым г-жой Дойч. Находясь под аналитической заботой Айхгорна, я стала кем-то вроде Золушки, объектом любви принца (Айхгорна), завоевавшего благосклонность прекрасной мачехи (г-жи Дойч). В то же время мое аналитическое лечение с ним лишь повторило мою эдипальную ситуацию еще раз» (цит. по [там же, с. 122]).