Господи, да что же это такое? В душ, немедленно! Под ледяную воду! Дверь тихонько скрипнула, я мгновенно подскочила в кровати и воровато покосилась на… как там… Анну Евгеньевну, будто она могла подсмотреть, что творится в моей голове. Щеки горели так, что даже ушам было жарко. Мысли метались, и вспомнить суть разговора удалось с трудом.
Вещи! Мы говорили про мои вещи!
– И где же чемоданы? – наконец мне удалось выдавить из себя что-то связное.
– В прихожей, – тихо ответила Анна Евгеньевна и снова улыбнулась. У нее была дивная улыбка и ямочки на щеках. Пожалуй, она еще моложе, чем мне показалось вначале, так что вполне можно называть ее Анной… – Вам сейчас их принести или позже?
– Сейчас… – торопливо сказала я.
– Хорошо. Помочь разобрать вещи?
– Нет, – отказалась я, – сама разберу, потом.
Анна кивнула и вышла, тихо притворив за собой дверь. Как только ее каблучки поцокали по коридору, я соскочила с кровати и полетела в ванную. На полотенцесушителе белым флагом болталось подсохшее белье. Никогда его больше не надену. Вообще выкину! Мстительно сделав воду похолоднее, я яростно орудовала мочалкой, смывая с себя все запахи и воспоминания. Зубы стучали, кожа покрылась мурашками, зато в голове постепенно прояснялось. И по мере того, как прояснялось, все, что случилось ночью, начинало казаться каким-то далеким, нереальным. Оно настолько не вписывалось в мою привычную жизнь, в мои представления о самой себе, что впору было подумать, что мне просто приснился странный сон. Но увы, это был не сон, и мысль о том, что мне придется столкнуться с Бояринцевым лицом к лицу да еще и смотреть ему в глаза, наполняла душу диким ужасом.
Нет, я что ни за что, ни за какие коврижки не выйду из этой комнаты! Именно так! До скончания времен останусь сидеть тут.
Но было кое-что, что могло помешать этому плану: мне нестерпимо хотелось пить, просто невозможно, как будто бы я месяц провела не в постели, а в пустыне Сахара. Очень скоро стало ясно: если я не хочу умереть от жажды, выйти все-таки придется. Для начала – из душа, пока я насмерть тут не замерзла. И вообще. Очевидно же, что Бояринцев-старший меня не узнал, принял за кое-кого другого. Вполне возможно, что и не узнает. А значит, все, что произошло, – ужасная ошибка, и она останется моей персональной тайной.