Но, что делать? Она все же была жена, и супружеские обязанности существовали и для нее. Иногда она допускала супруга к своему телу. Он хорошо научился пользоваться им, принося облегчение себе, только себе, используя ее как ночную вазу. При этом ему было стыдно, он сам ненавидел свое немощное тело, и рад был бы совсем избавить жену от своего присутствия, но сделать это он мог, только умерев, а пока он был жив, его тянуло к ней, как изнемогающего от жажды тянет к холодной и чистой воде.
Дважды он пытался разрешить эту проблему – один раз взрезав себе вены, другой раз сунув голову в петлю. Но и тут у него ничего не вышло. А может, он не очень и хотел, как знать?
Конечно же, она не оставалась все эти восемь лет девственницей. Да это было бы и неприлично для замужней дамы, тем более королевы.
И первого ее мужчину привел ей сам Урлах. Это был молодой человек хороших кровей, но бедный. Потом за эту услугу, а главное за молчание о ней, он был назначен послом куда-то далеко, чуть ли не за океан. С глаз долой.
Юноша этот был горяч, пылок и не очень опытен, хотя и пользовался славой донжуана. Но ей тогда не с кем было сравнивать и она была благодарна ему, хоть он и сделал ей очень больно. Он, наконец, открыл своим ключом ее начавший ржаветь замок, после чего дверь уже не закрывалась, и кто только там не побывал.
Шварцебаппер был ее давним любовником. Давним, но не надоевшим, так как встречаться им приходилось крайне редко. Тем больше они ценили каждое мгновенье, проведенное вместе.
Ей нравилось его крепкое, всегда покрытое загаром тело, его воинственные усы и громкий голос. Она была покорена его простой, по-солдатски грубой манерой идти напролом к цели. Это так отличалось от жеманства придворных кавалеров с их чересчур хитроумными способами обольщения.
Скорее всего, если бы они жили вместе постоянно, он надоел бы ей через две недели, а возможно и раньше. Но так, от случая к случаю, он вносил приятное разнообразие и был тем самым кусочком черного ржаного хлеба, о котором мечтает человек, закормленный пирожными.
Вот и сейчас он остался верен самому себе, набросившись на нее сразу, как только за ними закрылась дверь.
Это тоже было частью их устоявшейся программы – он нападал, она оборонялась, он наваливался – она ускользала. Она дразнила его, доводя до бешенства, и тогда он был великолепен, как бык во время случки.