к вечерне можно не спешить…
«Какая нежность – впору умереть».
Есть сила чувства в этой странной строчке,
так вовремя поставленная точка
пленит нас крепче, чем словесной вязи сеть.
Над Кара-Дагом облака низки,
и кажется, они всё ниже, ниже,
пустынны пляжи, волны высоки,
курортники, как ласточки, под крыши
забились.
В страхе поползли пески,
а горы словно сдвинулись поближе.
Какая сила в шуме волн, в молчанье скал,
как беспощаден надвигающийся вал,
как обнажилось хищное начало,
которое, лаская, разрушало
гранитную, доверчивую твердь.
Но морю штурмом гор не одолеть!
Где взять слова, как описать суметь,
что видишь глазом?
«Впору умереть!»
«Давно за тридцать мне, а всё никак…»
Давно за тридцать мне, а всё никак,
я не пойму, что хорошо, что плохо…
Мне говорят, что такова эпоха,
кругом бардак, не мучайся, чудак!
Но мучаюсь. Совсем простые вещи
мне недоступны: в толк я не возьму,
действительно ли сильному уму
для гибкости полезны пресс и клещи?
И надо ль славу петь сто раз на дню,
тому, кто песнопений не достоин,
лишь потому, что нам нужны герои,
а новых нет – кромсают на корню…
Я знаю, мне легко всё объяснят
в местах, где есть и средства, и уменье.
Ну, успокоюсь я, но есть сомненье,
что сам вопрос со мной искоренят.
И станет он для дочери моей
крестом, что не донёс отец убогий.
Когда в стране открыты все дороги,
зачем брести тропинкою своей?
Мы были тёмными тогда
И, глядя в даль, упорно слепы…
Но в даль в те трудные года,
пусть нынче прозвучит нелепо,
манил не рубль, а звезда!
«До чего-то пока не дошёл…»
До чего-то пока не дошёл,
не постиг самой тонкой науки.
Говорят: «Не поставлены руки»,
а мне слышится в этом: «Осёл,
так наивно пытаться залезть,
на копытах
туда, где в пуантах».
Но коль есть хоть бы капля таланта,
невозможно среди дилетантов
пить отраву по имени лесть.
Не пишу.
Ну и что?
Не помру.
Пью с соседом вино из продмага,
но опять тянет руки к перу.
Слава богу, что трудно с бумагой!
Так кто он был, безвестный предок мой,
что брёл по жёлтой тишине пустыни?
И почему глаза его и ныне,
как совести укор передо мной?
Я рос в России, здесь моя судьба –
как прядь в канате многих сходных судеб.
Полёт ракет и чёрная изба,
размах, убогость, праздники и будни –
здесь всё моё, мне нет иных путей,