Упрямая стрекоза по-прежнему цеплялась за Диму, не желая перебирать лапками, а он, кажется, совсем перестал дышать. Только смотрел, смотрел, смотрел на её руку. Желание сжать её в своей, переплести пальцы, поймать растерянный взгляд стало практически нестерпимым. Поняв, что ещё немного, и он умрёт от нехватки кислорода, Дима пошевелился, и стрекоза моментально вспорхнув, улетела. Глубоко вздохнув, он пожал плечами, будто извиняясь за это, убрал руку и только тогда взглянул на Наташу.
— Видимо, ей я понравился больше.
— Не удивительно, — невольно вырвалось у Наташи. Заметив, как заинтересованно приподнялись брови Димы, она поспешила уточнить: — У меня руки холодные.
Нет. Они не были холодными, и оба это отлично знали — он успел почувствовать её пульс, толчками передающийся его коже. Но оба предпочли сделать вид, что это единственная правда. Наташа неловко взмахнула ладонью, которую продолжала держать на весу, и смущённо улыбнулась. Нервно заправила волосы за ухо, прищурилась, глядя на воду.
— Интересно, где же Полька с Севой? — спросила с преувеличенным весельем.
— Хочешь поискать?
— Да! — Наташа откликнулась слишком быстро, попыталась спрятать новый виток смущения за кривой улыбкой. Дима тут же поднялся, протянул ей руку так стремительно, словно боялся опоздать. Горячая ладонь обожгла, пальцы дрогнули в попытке сдержаться, не обхватить крепче.
— Ну что, пойдём искать? — громко спросила Наташа, быстро освободившись. Он тут же сделал шаг в сторону, увеличивая расстояние между ними. Достаточно, чтобы перестать чувствовать тепло её тела, но недостаточно для того, чтобы перестать чувствовать жасминовый аромат. Крюк провернулся во внутренностях, к горлу подступила горечь. От глаз брызнули лучики-морщинки, Дима кивнул в сторону реки и предложил:
— Если хочешь, можем разделиться. Я поищу вдоль реки, а ты на пирсе.
Наташа благодарно кивнула — находиться рядом с ним сейчас было слишком мучительно. Мучительно стыдно. Мучительно неловко. Мучительно жарко. А ещё… мучительно сладко. Она проводила взглядом удаляющуюся широкую спину и вздохнула. Это было дикое желание, но такое естественное, что пришлось заставить себя остаться на месте: так хотелось подойти и обнять. Режим невидимки, к которому Наташа почти привыкла за последний год, в присутствии Димы отключался. Она знала, что он её видит. И видел всегда. Никогда не считал ненужной и мешающей. Находил нужные слова и утешал, когда было плохо. И она привыкла к этой заботе, стала считать чем-то само собой разумеющимся. А теперь, потеряв его постоянную, незримую, но, как оказалось, такую необходимую поддержку, растерялась. Поняла, как важна она была для неё. Как важен для неё был он.