Говорят, что в армии, как себя поставишь, так и будешь жить. Я с этим не соглашусь. Армия – это как крайность, в которой проявляется истинная суть человека. Если был «гнилым» на гражданке, то «гниль» все равно проявится. Если был наглым, то наглость и проявится.
Я же был готов к подобному: 7 лет интернатовской жизни сформировали определенный стереотип поведения. И при унижении «дедами» я спокойно относился к обстоятельствам, понимая, что это не лучший способ подавить младшего и показать свою крутизну. Поэтому, я не обижался и не злился на «дедов», и мести не хотел. Как-то больше пытался создавать хорошие отношения.
Но сильнее меня привлекали «деды», возвращавшиеся из боевых действий, из Чечни. Мне казалось, что им очень повезло, что они герои и им есть, чем гордиться. Хоть нас и пугали, что это самые злостные «деды», и держаться от них нужно подальше, я все-таки старался приблизиться и узнать больше о войне, о Чечне.
В Москве я не успел дождаться младшего призыва – добровольно улетел в Чечню. И в какой-то степени я оказался в своей реальности. Грязь, палатки, костры, каша, автомат под рукой, техника – реальные условия боевых действий.
С «дедовщиной» здесь оказалось проще, хотя нас и пытались в начале запугать. Выход нашелся быстро: я помог отремонтировать Камаз-бензовоз и стал стажером «деда».
Потом был первый обстрел. Сильно испугаться не успел, но все-таки жизнь близких мне людей успела мелькнуть в голове. В тот момент, я больше наблюдал за майором, который под свистом мин шел по территории и разгонял растерявшихся «воинов». Меня такое бесстрашие больше впечатляло, чем сам обстрел.
Это уже потом, когда все закончилось, полезли осознания и страхи. На начало обстрела я стоял на посту артбазы. И как только все началось, я, испугавшись покинуть пост, спрятался под рядом стоящих ЗИЛ-водовоз. Если бы хоть осколок от мины попал в снаряды артбазы, то от меня бы ничего не нашли. И тогда я впервые осознал смысл рождения в рубашке. После этого я стал более осознанно относиться к боевым действиям – мой поиск героизма отошел на второй план.
И здесь я встретил младший призыв, но так никого и не ударил, и не унизил. Мне было легче по-человечески попросить или договориться что-либо сделать, чем заставлять и унижать. Потом вернулся в Москву и уже столкнулся с полным составом младших.