Оно не могло выбраться за границы тетраэдра. Треугольные грани, окаймленные мерцающим фиолетовым контуром, были для него непреодолимой преградой. Существо приближалось к этим плоскостям и распластывалось на них, истончаясь. Потом оно отталкивалось и плавно перемещалось в центр пирамиды, сгущаясь в беловатый шар. Шар ненадолго замирал без движения. Затем он начинал подрагивать и выдвигать ложноножки, точно голодная амёба, быстро теряя сферическую форму.
Иногда в этом живом тумане мелькал образ юной женщины. Вырисовывалось прекрасное лицо, затем оно на глазах менялось, взрослело, ожесточалось, покрывалось морщинами. Даже в образе старухи женщина оставалась замечательно красивой, но во всех возрастах в выражении её черт было нечеловеческое, механистическое бессердечие. От её лица трудно было отвести взгляд, но она вызывала неприязнь.
Маска старухи распадалась на куски, и вновь в пирамиде шевелилась разреженная белёсая субстанция. Эти метаморфозы завораживали. Анатолий без конца мог бы наблюдать за ними, но заточенное существо само пробудило его от транса. Оно заговорило с ним.
– Освободи меня, освободи… Доверши начатое…
Он не сразу сложил в слова этот тихий шелест.
– Кто ты? – спросил он.
– Лахезис. Освободи меня, освободи-и-и…
– Нет… – пробормотал Анатолий оробело. Он не знал, что это за создание, но оно не вызвало у него доверия. Возможно, если бы женщина в пирамиде показалась ему доброй, он бы сразу ответил иначе.
– Ты получишь все, что захочешь, – уговаривало существо, назвавшее себя Лахезис. – Я знаю, что тебе нужно. Я помогу тебе.
– В обмен на что? – с иронией поинтересовался он, думая, что выказывает независимость суждений и смелость мысли, на деле же вступая на скользкий путь общения с неведомым существом, дав ему повод продолжать разговор.
– Ни на что. Только освободи меня. Ты уже начал, так продолжи.
Анатолий растерянно молчал.
– Планеты… – шептал бестелесный голос. – Планеты недостаточно сблизились. И слова… Если бы ты произнёс слова… Выпусти меня, я научу, как.
– Нет, – упрямо повторил Анатолий. Но змейка любопытства проснулась в нём и уже поднимала точёную головку.
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься, – прошептала Лахезис. – А у меня нет времени тебя убедить. Запиши, что я скажу.
Он открыл глаза и сел на кровати. В комнате было темно. Он щелкнул выключателем. Даже тусклый свет ночника показался неприятно ярким. Больше не было видно фиолетовой пирамиды, но шепот продолжал звучать.