– Что новенького, Поморгай?
Потоскай, снова потирая поясницу, встает:
– Принес? Давай скорее. Я опять поясницу застудил.
А Поморгай так же безучастно и спокойно, как в первый раз, произносит:
– Птицы летят.
Бессон широко открывает глаза и рот, весь подается вперед, лапы его сами собой опускаются, и все ветки летят: частью в воду, уносимые течением, частью – рассыпаются по земле.
Потоскай срывается с места, бегает по краю островка, то и дело задевая Поморгая, размахивает лапами и кричит:
– Ой, уплывают! Ой, намокают! Лови их, лови!
Бессон тоже суетится, – прыгает по воде.
Потоскай вылавливает все ветки, что не уплыли, и кладет снова возле очага. Все собранные с земли сухие веточки он сует прямо в очаг, под чайник.
Бессон вытаскивает из воды еще одну мокрую веточку и тоже кладет к очагу.
Потоскай и Бессон сидят перед очагом на корточках. Веточки начинают тихонько потрескивать. Стало немного темнее, и огонь отбрасывает на лица Бессона и Потоская слабые блики. Оба зайца молчат и греют над огнем лапы.
Поморгай все сидит на скамейке и смотрит в небо.
В тишине Бессон поднимается, некоторое время стоит в раздумье. Потом начинает ходить с одного конца островка на другой и постукивать себя лапкой по лбу.
Потом вдруг наклоняется и вытягивает из-за пня веревку.