– Выживет, – строго приказала мирозданию Черна, прекрасно понимая, что права приказывать у нее нет. Зато упрямство-то имеется. В избытке.
– Лес позовет его, – испуганным шепотом обозначила женщина новую беду, еще не сбывшуюся.
– Что с того? – зевнула Черна, принимая у хозяйки стеганное из клоков одеяло и кутая пацана. – Он человек, ему решать, какой зов нужный, а какой ложный. Может, наконец-то выявится у нас хоть один толковый лесник47.
Мальчик закашлялся, скрючился в складках одеяла. Снова притих, но дыхание теперь вернулось и было ровным, постоянным, а это уже немало после приключившегося. Старик покряхтел, готовя для высказывания многочисленные дурные приметы и понятные ему прямо теперь грядущие беды – но припомнил, что грозит болтуну после первого же слова. Черна, как знают все в окрестностях, неукоснительно исполняет обещания. Даже данные сгоряча.
Веки пацана дрогнули, медленно, будто нехотя, создали щель и допустили к глазам слабый свет двух лучин и масляной лампы, зажигаемой лишь в важные вечера и опасные ночи. Черна выругалась, не зная определенно, как относиться к переменам. Глаза у мальчика стали серыми, корни вытянули всю их небесную синеву. Всю радость беззаботного детства…
– Я виноват, – голос был тише лиственного шепота. – Чужой подарок тебе дал. Плохой, ведь чуял, он жег руку холодом.
– Зачем полез в подпол?
– Корни просил о важном, больше было некого будить и звать, – еще тише выдохнул мальчишка.
Едва ли хоть кто-то, кроме Черны, разобрал сказанное: она и сама поняла лишь потому, что знала ответ заранее, собрав его из осколков воспоминаний о минувшем дне, из домыслов и примеченных странностей.
– Что ты пообещал лесу? – спросила Черна.
– Отозваться, – без звука шевельнул губами пацан.
Этот ответ был еще понятнее и неизбежнее прежних. Черна фыркнула, отнесла легкое и по-прежнему не особенно теплое тело, устроила на широкой лавке. Легла рядом, плотно обнимая. Хозяйка дома засуетилась, набрасывая сверху горкой вещи, какие попались под руку – лишь бы согреть сына. Кажется, она поверила, что мальчик уцелеет.
– Во, укутывай, это дело куда полезнее воя и слез. Сегодня никто не позовет, я тут, и нынешний счет закрыла, – с мрачным удовлетворением подтвердила Черна. – Раз так, живите спокойно до поры. Тэра решит, тут оставить пацана в зиму или он годен для замка. И не рыдай! Знаю наперед твои жалобы. Ничуть не сироп – носить на шее знак замка и иметь хозяйку. Но кое-кто ошибся, отдавая чужой дар вопреки сопротивлению души. Значит, придется жить в чужой воле, покуда не взрастит право на новый выбор.