– Так осень на носу, – возмутилась Черна, переживая за приятеля.
– Тебя спрашивали? Тебе дозволяли молвить слово? Или ты сама догадалась испросить о том? – хозяйка говорила ровно, и такой тон прятал большое раздражение.
– Уже высказалась. Теперь помолчу, нечего меня пилить, я не корень.
– Достань уголек, – ласково велела Тэра, щуря тусклые глаза недобро и многообещающе.
Черна сокрушенно вздохнула, встала на колени у камина, как подобает всякому, вознамерившемуся коснуться живого огня. Прошептала несколько слов приветствия и потянулась за указанным угольком. Тэра, расчетливая куда более, нежели жестокая, указала малый и тусклый, в стороне от главного пламени. Но и его держать невыносимо, живой огонь кусает куда злее обычного – он не просто жжет плоть, он пробует подавить и ослабить волю.
Черна держала бурый глазок пламенной жизни, ощущая сперва его жар, затем движение подобия корня, болью пронизывающее руку до плеча, рвущее сердце. Пот застил глаза, крупным бисером копился на лбу. Хотелось выть, но пока что удавалось молчать, прикусив язык.
– Верни его домой, – разрешила Тэра, когда рука с угольком задрожала и чуть опустилась. – И запомни хотя бы на двадцать первый год жизни, кто во всяком замке заговаривает первым: свободные люди. Только они, но никак не носители знака своей старой ошибки.
Черна собрала остатки сил и бережно уложила уголек на прежнее место, не бросая и не роняя. Разогнулась, отдышалась и кое-как сдержала улыбку. Ничто не делает жизнь столь прекрасной, как схлынувшая боль! День теперь светел, а злиться на Тэру нет ни малейшего намерения. Она, в общем-то, права. Почти. Черна поморщилась, проглотила кровь с прокушенного языка и покосилась на хозяйку.
– Что еще? – сварливо бросила Тэра.
– Я тут живу столько, сколько помню себя. Может, даже с рождения. Всегда хотела знать: в чем моя ошибка?
– В том, что ты есть, – очень тихо выговорил Белёк, сморгнул и… очнулся. С ужасом глянул на сожженную руку Черны, сделался белее снега и сполз на пол.
– Особенный вальз, я ведь знала, – Тэра повела бровью. – Забери его, приведи в сознание и успокой. Ему надо совершить немало ошибок, чтобы стать тем, кого и пророку не слепить насильно. Пусть так. Убирайся, я устала.
Черна подтянула на плечо сухое тело приятеля, кое-как заставила себя разогнуться и подняться с колен. Пошатывало изрядно. Нескорый обед вмиг сделался мечтой. Переставлять колоды ног едва получалось.