– Пишите заявление, – решил Мишка.
Карапетян моментально расстроился. На секунду он замолчал, сморщил лицо, потом стал верещать по-птичьи, без перерыва:
– Какое заявление, понимаешь! Слющай… При чем здесь эта бумажка?! Завтра начальник придет и напишет. Хоть десять бумажек напишет тебе!.. Обязательно…
– Мне нужно одну, – хмурился Мишка.
Трактирная клиентура, расправив уши, с любопытством наблюдала за развитием событий, предвкушая бесплатный спектакль. В углу тем временем обозначилось буйное шевеление: Кабан дернулся кверху и пошел в нашу сторону, задевая столы. Гремела посуда, звенели вилки.
– Вам не меня ли?! – громко спрашивал он. – Вот он я весь! А ты, армянская душа, пока отдыхай!
Он раскинул руки, очередная стекляшка сорвалась на пол. Народ лихорадочно улыбался, блестя глазами в нашу сторону. Я инстинктивно поджался.
– Не надо меня держать! – Кабан отмахнулся от чьей-то ладони и встал рядом с нами.
В нем оказалось за метр девяносто, поскольку при моих ста восьмидесяти я смотрел на него снизу вверх. Кабанье копыто поднялось и уперлось Мишке в грудь – туда, где билось беспокойное сердце. Затем копыто стало напирать, сотрясая Мишку, словно боксерскую грушу. Кабан напрашивался на неприятности.
Мишка стоял изваянием, и это меня удивляло.
– Копыта убери, – отчетливо произнес один из ментов.
– Не понял! А ну повтори! – кашлянул Кабан, не оборачиваясь в сторону голоса. – Я хочу слышать!..
Он дурашливо сжался, подставляя ухо к Мишкиному лицу.
– Перестань, здесь не цирк, – произнес Михаил, убирая с груди чужой кулак. – В чем дело?
– Дело? – Кабан вращал белками глаз. – А вот оно – дело!
Кабан обернулся к Карапетяну, положил на его покатые низкие плечи обе ладони и с силой швырнул от себя.
Распорядитель опрокинулся к двери, махая всеми конечностями. Кабан двинулся следом, и тут же у него на руках повисли двое в форме. А тот словно этого и ждал. Тараща глаза, он стряхнул с себя сержантов, а молоденького стажера, парня в штатском, опрокинул тычком ладони в лоб.
Это уже был, увы, не спектакль. Это было сопротивление, потому что у Кабана в ход пошли кулаки: армянин с рассеченной губой вновь полетел на пол, и теперь корчился у стены, собирая кровавые слюни в ладонь. И когда вновь мелькнуло копыто, норовя ударить Мишку в лицо, я вцепился обеими руками Кабану в запястье и крутанул в наружную сторону, добавив коленом меж ног.