Новость свалила меня с подоконника. В палату. Со мной началась истерика. Принять умом, что часть моего естества завтра будутвырывать, я не могла. Я швыряла по палате кровати – и откуда сила бралась? Я выворачивала в больнице все вверх дном, бунтуя против тайно замысленного в отношении меня насилия. Именно это больше всего меня и возмутило, именно нечестность взрослых дядь и теть, а не страх лишиться несчастных гланд, из-за которых я часто болела ангиной. Если бы со мной по-человечески, по-взрослому поговорили врачи, объяснили бы, что после операции я смогу ведрами есть мороженое и сколько угодно сосать сосульки, я бы с радостью сама открыла им свой рот. Но у взрослых не хватило ни ума, ни уважения к личности ребенка. И поутру они разве что не взламывали мой рот, вставляя между челюстями толстую иглу-распорку, чтобы я не мешала им выдирать мою собственность.
Меня связали по рукам и ногам, две медсестры всем своим грузным теломлежали на моих тонких запястьях, потому что я умудрялась выворачивать кисти рук и щипать противных медсестриц. Одна из них стояла сзади и цепко держала мою голову, которую я норовила отвернуть в сторону. Еще одна, сидя на корточках, крепко держала меня за связанные ноги, которыми я норовила поддать под зад доктору. Все были при деле. И исполняли клятву Гиппократа с энтузиазмом и удовольствием.
Рвали гланды на живую. В войну в госпиталях раненым хотя бы наливали перед операцией стакан спирта, надо мной же издевались без какой бы то ни было анестезии.
После операции я лежала в кровати и тупо смотрела в потолок. Не было ни мыслей, ни чувств. Вместо меня был робот, автомат, который начал действовать сам по себе.
Вот он встал с постели, вышел в коридор, зашел в уборную, где на полу стоял добрый десяток детских горшков, которые нянечки не успели опорожнить и вымыть. Робот заглянул в несколько горшков, выбрал самый увесистый, подошел к окну, открыл его и… Да, именно так. Выбросил в окно. Вместе с содержимым. Потом также спокойно и невозмутимо вернулся в палату и лег на кровать. Закрыл глаза и перевел дух. Он отомстил. Как мог и как умел. Подручными средствами. За то, что его пытали. За то, что его личность, его сущность, его душу распяли в операционном кресле. Распяли, не посчитав нужным хотя бы поставить в известность об этом намерении.