Мы дошли всё же до её дома, пора была прощаться.
– А… Ты… Ты что завтра будешь делать? – спросил я, понимая, что расстаться и не знать, когда я её снова увижу, я не в силах.
– Ничего.
– А… Пойдём в кино? Можно, я позвоню тебе? Только я… номера твоего не знаю, – тут я соврал, я знаю её номер и звонил ей не раз, чтобы услышать её голос и бросить трубку. Я все десять лет так делал, но я не хотел, чтобы она догадалась, что я такой дурак. Поэтому я опять покраснел сейчас, но в неверном свете фонаря, возле её подъезда она, может быть, не заметила?..
На следующий день мы пошли в кино, смотрели какой-то французский фильм о бунте в женской тюрьме. Но содержание меня не увлекало, я совсем не следил за тем, что происходило на экране. Главное, что я чувствовал – это её присутствие рядом.
Коснуться её руки в темноте я не посмел, и пошевелиться боялся, чтобы не толкнуть её плечом ненароком…
А когда закончился фильм, мы вышли на улицу, и оказалось: пошёл дождь, и мы долго стояли под козырьком кинотеатра, потому что зонтиков у нас не было. Я заметил, что Лёле холодно и отдал ей свою джинсовую куртку, хотя она сопротивлялась:
– Ты простынешь…
– Нет, – уверенно сказал я, улыбнувшись ей, сейчас я не простыл бы даже на морозе, потому что рядом она.
… да, жара в это лето Сочи невероятна, к тому же, комнатка, которую мы снимаем, в чистой и уютной белой мазанке, окнами на запад и здесь очень жарко как в духовке, так что мы держим окна открытыми и днём и ночью и, по-моему, за нами постоянно подглядывают…
Мы стали встречаться каждый день, всё больше времени проводя вместе. И теперь расставались только на время необходимое для посещения репетитора, но я начал его прогуливать, чтобы встречаться с Лёлей. Лёля не знает, что я так делаю, своего не прогуливает.
Скоро она пригласила меня домой. И я познакомился с её бабушкой Верой Георгиевной. Удивительным образом она оказалась похожа на мою бабушку Ларису, такая же сухопарая и высокая, даже манера говорить похожа. Удивляться, впрочем, не приходится: они ровесницы и работают даже в одной больнице, только моя бабушка ревматолог.
Удивилась гораздо больше Вера Георгиевна, когда Лёля знакомила нас:
– Алёша Легостаев? Так твой отец – Кирилл? Кирилл Легостаев?!
– Ну, да, Кирилл Иванович, – сказал я, не очень понимая, почему она смотрит на меня так, будто видит что-то удивительное перед собой.