– Зачем вам адреналин, Сергей Николаевич? -решил встрять в разговор и я. – Судя по румянцу на вашем лице, вы – гипертоник. Вам лучше бы избегать стрессов, поменьше бы этих самых гормонов коры надпочечников.
– Так-то оно так, но с другой стороны – если отказывать себе во всем, то зачем жить?
Время шло, но как-то медленно. Вынужденное сиденье за столом начинало утомлять. Подошел хозяин заведения, спросил, не надо ли чего-нибудь еще?
– Еще по 150? Как? – обвел нас глазами Мажуев.
– Нет, не стоит. Еще дело не сделано.
– Тогда чаю. И счет принеси.
– Вообще-то чай вредно после водки – развозит. Лучше кофе. У меня друг был – грузин, в классике боролся, так он никогда после алкоголя чай не пил, только кофе.
Хозяин принес кипяток, сахар и три пакетика чая. Мы стали макать пакетики в чашки, напоминая , навеянные рассказом Пахабова о подледном лове, образы рыбаков перед лунками, дергающих наживку. Мажуев заученным движением намотал за нитку свой пакетик на черенок от чайной ложки, выдавливая из него последние капли заварки.
Когда хозяин принес счет, и я полез в карман за бумажником, Мажуев остановил меня запрещающим жестом –
– Консульство платит.
Скорее всего, он специально сослался на консульство, чтоб нам не было неудобно, что платит лично он. Ну, ладно… У них там зарплаты немаленькие, побольше, чем у нас.
Монгольский судмедэксперт прибыл в Хутул еще через полчаса после вновь назначенного срока. Она – а это была женщина, очень миловидная, миниатюрная, с детским, но официально – строгим лицом, поздоровавшись с нами, прошла в кабинет к начальнику полиции, где провела еще минут двадцать. Вышла в сопровождении офицера в темно-синей униформе, с никелированными звездами на серых погонах. Теперь все были в сборе, можно ехать в больницу.
Ее вид не то, чтоб разочаровал, – другого мы и не ждали, странно, что вообще в таком маленьком городке была своя больница, но все же … Старое, двухэтажное здание, блеклое до отвращения; к тому же на втором этаже, куда нас провели, шел ремонт. Я стал сомневаться, больница ли это?. Пока мы шли по коридору первого этажа, мы не повстречали ни больных, ни врачей. А здесь, на втором, был затеян капитальный ремонт. Он еще не начинался, но подготовка к нему была завершена. Все было страшно раскурочено, со стен содраны обои, полы завалены мусором, обвалившейся штукатуркой, снятой сантехникой.. В большинстве комнат или палат отсутствовали двери, выдраны оконные рамы. Нас провели в комнату, ничем не отличавшуюся от остальных по степени разрухи, только у стены стоял заляпанный краской, старый медицинский топчан, на котором лежал голый труп женщины. Вид чистого, мертвого тела был настолько несовместим с безобразным фоном строительных руин, что его присутствие здесь могло быть объяснено только одним – женщину убили именно тут, на этом самом месте и еще не успели вынести. Хотя все было как раз наоборот – тело принесли сюда после смерти, предварительно сняв с него одежды.