Крестелевский отодвинул коньячную рюмку, налил себе водки в фужер и залпом опрокинул ее себе в горло. Только так! Водяра еще не скатилась куда ей следует скатиться, а из нутра уже приветливо полыхнуло адское пламя настоящего наслаждения… Только так! Константин Валерианович придушенно крякнул и сразу повеселел…
Крестелевский все наблюдал и думал, думал и наблюдал, и мозги его, казалось, теперь уютно поскрипывали в такт праздничным, пустяшным мыслям… Дверь в кабинет оставалась открытой, но Крестелевский, занятый закусками и бушующим в желудке, блаженным пожаром, не слышал столь желанный звонок. Он очнулся, когда к нему подбежал разрумянившийся Саша.
– Па! Там тебе звонят, звонят, а ты сидишь себе как кот на именинах…
– Да, я. – Откликнулся разомлевший Константин Валерианович на вздорный голос Приказчикова.
– Ну, ты поимей совесть!! Ты куда пропал, Константин Валерианович?
– Встречаю Новый Год в кругу семьи..
– Ты что это выкобениваешься? Уже час ночи, я звоню, звоню…
– С Новым Годом, товарищ пенсионер!
– Э! Нагрузился… И дела забыл…
Крестелевского как обухом по голове огрели… Он вспомнил о своих неприятностях. Праздник был испорчен окончательно… Крестелевский молчал. Раз генерал позвонил сам, значит исчезновение его важного гостя понято правильно. Меры к устранению возникшего в дружеских отношениях напряжения приняты адекватные. Так что, не надо суетиться. Характер должно выдержать в лучших традициях солидных деловых людей. Генерал должен прочувствовать, что звонок его, означающий извинение за допущенную оплошность, может и не решить созданных им же проблем.
– Я переговорил с полковником. Молодой ишо! Не объезжанный! Не понимат некоторых тонкостей службы. Надо извинить, Костя, полковника, – все это недостатки воспитания. Но, уверяю, теперь Черепыхин будет каждое твое слово воспринимать как Закон. Немного грубовато получилось, но да он парень с головой, советы мои и товарищей принял как должно. С покаянием. Выводы сделает правильные. Все злишься?
– Это не злость. Это грусть, Коля, дорогой ты мой. – Крестелевский. как мог, смягчил тон голоса.
– Но учти, я так и не понял, чем он тебя так достал… Вы и поговорили-то не более трех минут… Хоть убей ты меня, старика, – не понимаю!
– Разве шнурок этот не рассказал о своей новой идее?
– Какой идеи? Ну-ка, просвети матерого мента…