Такого рода отвлеченные признания он делал, когда кому-либо удавалось поколебать его уверенность в себе, в своей правоте. Так Константин Валерианович доказывал себе, что он не выродок, а в данном случае и не женоненавистник.
Ах эти бедные женщины… Как я был не прав, обвиняя их в молодости в непостоянстве и алчности. Жену среди них, жену полностью соответствующую представлениям мужчины о хранительнице очага, найти просто невозможно. И с этим нужно смириться как можно скорее, чтобы не отравить свою жизнь ревностью и ненавистью.
Женщина слишком слаба, чтобы долго принуждать себя первый девический нахлест страстей превращать в главную радость семейной жизни. Женщина слишком слаба, чтобы долго выносить прилив своей страсти. Она быстро фантазирует, но и быстро расстается со своими фантазиями о мужчине. Она устает от своей неуемной жажды сладостей жизни.
Тут никуда не денешься, мужик должен стать сексуальным вечным двигателем, чтобы долго поддерживать в женщине высокий уровень адреналина в крови. Он обязан научиться лживым сюсюканиям. Эта мерзость не может быть искренней. Только своими сюсюканиями несчастный может заполнить пустоту сердца женщины, признающей в жизни лишь ее праздничную часть. Остальную часть жизни женщина преодолевает в муках скуки, через силу. А что у мужа твоего на сердце непреходящая тоска одиночества, – это женщине до лампочки… И не дай бог проговориться мужику о своем одиночестве… Сразу же назовут неблагодарным эгоистом и понеслась…
Господи, я еще легко отделался от этих тряпичных созданий, эфемерных в умственном отношении.
Школу Александр заканчивал, имея первый юношеский разряд по боксу. На поединки сына Крестелевский ездил с удовольствием. Никакие дела не могли заставить его отложить поездку на матч. Это был отличный повод дать волю чувствам. Он орал во всю глотку, стимулируя сына на победу, размахивал руками, свистел в два пальца… Пока устроители юниорских боев не стали среди зрителей узнавать отца Александра Беловежского, его дважды пытались вывести из зала за буйство. А когда стали узнавать, превратились в лучших друзей.
После боя, независимо от исхода, Крестелевский в раздевалке тискал сына в объятьях. Он раздавал доллары тренеру, массажисту и прочей прислуге… Он так радовался спортивным успехам своего наследника, что быстро забывал о случавшемся, иногда, у него подозрении. Скверное это было подозрение. Казалось ему уже тогда: под спортивной яростью сына, любимого кулачного бойца, скрывается глубоко затаившаяся слепая жестокость.