- Старик тоже мне нашёлся! Говоришь, как будто тебе за пятьдесят! - смеётся девушка.
- Ну, я имел ввиду, что вы же как молодожёны сейчас с Ираклием, - мямлю, не зная, как объяснить своё нежелание мешать паре друзей, которые только-только съехались.
- Да иди ты! - кидает в меня бумажной салфеткой и отворачивается к плите.
- Агата.
- Что, Кил?
- У меня к тебе одна просьба, - наливаю кофе в чашку, не зная, как завуалировать высокую значимость для меня той картины, что валяется сейчас посреди мастерской. - Я сейчас уеду. Тут, в Барселоне. По делам. Не уверен, что вернусь до послезавтра. Поэтому, не могла бы ты прибрать в моей мастерской? Там… не особо грязно. Только пару красок потуже закрыть и выбросить все неудачные наброски. Просто сожги весь позор, что я сегодня ночью наваял. Идёт?
- Ты? Наваял? Позор? - чётко переспрашивает каждое слово, чуть вздёрнув бровь. - Очень в этом сомневаюсь.
- Просто избавься от них, эксперт, а не обсуждай! - смеюсь, хотя на душе совсем не весело.
- Ну, ладно. Как скажешь. - Пожимает плечами и продолжает шинковать свой лук.
Прошло два дня
Я действительно прошлялся по кабакам и ночным клубам всё оставшееся в Барселоне время. Хотел подцепить кого-нибудь, но взгляд цеплялся только за брюнеток с длинными, глянцевыми, как зеркальная гладь волосами. Как у неё.
Все они её напоминала. Но, только со спины.
Бесило, что я ищу с ней сходство.
Бесило, что не нахожу.
Я внутренне раздвоился: одна половина желает Елену, а другая желает выдернуть её из памяти, как сорняк.
Приглаживаю волосы пятернёй, надеясь, что на лице нет прямых указаний на то, что я проквасил два дня. Всё-таки официальное мероприятие. Кто знает, возможно “новоявленный завидный жених Каталонии Киллиан Гальярдо” в очередной раз попадёт на страницы прессы.
Выхожу из машины, наблюдая за большим скоплением бомонда на площадке перед галереей. Все сливки общества. Большие и тяжёлые кошельки пожаловали. Меценаты и их разодетые кто во что горазд жёны.
Надеюсь, это пафосное открытие стоило того, и богачи раскошелятся от души.
Усмехаюсь себе под нос, снова напоминая себе, что я теперь один из них - богатый, балованный жизнью мажор.
Вхожу в белоснежный зал галереи и уже в дверях останавливаюсь, как вкопанный.
Прямо напротив входа висит та самая картина - моё вожделение и мой позор, которую Агата, мать её… должна была сжечь.