Была у Леонида еще одна привязанность, казавшаяся странной для его умственной слабости. Еще ребенком он увидел, как отец его играл партию в шахматы с зашедшим к нему односельчанином, с которым нередко он общался не столько для какого-то дела, сколько по-приятельски. Нельзя сказать, что шахматы были большим увлечением для Мирона Алексеевича, но игра эта ему нравилась, и он любил сыграть пару другую партий, сопровождая их незатейливым разговором. Леониду игра была непонятна, и не под силу было его уму вникнуть в суть ходов, разнообразных позиций и комбинаций, но ему поразительным образом приглянулись сами фигуры. Он с удовольствием брал их в руки, подносил близко к лицу и рассматривал внимательно, с интересом, словно любуясь, поглаживая пальцами их гладкую поверхность. Случалось, он сам расставлял фигуры на доске, но не тем строем, как это было принято, а по-своему, как ему вздумалось в данный момент. Он передвигал фигуры по доске сразу несколько одновременно, и белые, и черные, медленно и плавно, будто кукол в хороводе.
Его никогда не трогала ни одна собака. Самые отчаянные и злые псы оставались равнодушными к нему и пропускали его мимо без всякого внимания. Так и рос Леня в тихом и неприметном одиночестве. Правда, он был весьма покладистым, терпеливым в труде, от которого не увиливал, и прилежно помогал отцу и матери по хозяйству. Мирон Алексеевич и Прасковья Александровна дожидались его совершеннолетия, чтобы устроить на подходящую работу в колхозе. Случилось так, что Прасковья Александровна до этого момента не дожила, скончавшись от сердечной недостаточности в то время, когда Лене было отроду шестнадцать. С тех пор минуло уже восемь лет, Мирону Алексеевичу шел шестьдесят второй год, у него отказали ноги, и он с большим трудом передвигался по дому, опираясь на большой крепкий стул. Значительную часть времени он лежал навзничь на кровати в маленькой темной комнате с плотно задернутыми выцветшими красно-синими шторами, широко раскинув руки и отвернув голову к стене, с закрытыми глазами, и казалось, что он спит. Но на самом деле он не спал, даже по ночам его часто мучила бессонница. Только на короткое время, под утро, он забывался беспокойным сном, во время которого нередко бормотал что-то тихо и нечленораздельно. Леонид ухаживал за отцом, вел домашнее хозяйство и работал в колхозе. Человеком он оставался неприметным, жил очень уединенно, и казалось, что единственным его увлечением в жизни оставалась спичечная коробка, которую он, несмотря на возраст, продолжал везде носить с собой, и в которой по-прежнему хранилось засохшее чучело жука.