Три новеллы - страница 2

Шрифт
Интервал


Наверное, мой рассказ покажется вам странным. Зато он недлинный и скоро кончится. Но хочется верить, что тот, прежний мой «я», прочитает его и согласится, что вышло… ну… не так уж и паршиво. Думаю, мы с ним могли бы сходить попить пива. Потолковать о выборе. Я показал бы ему фото жены и детей, а он сказал бы: «Нормально. Ты все сделал нормально».

Как бы то ни было, эта история – вот она. Спасибо, что не пожалели на нее времени.

С любовью,
Фредрик Бакман

Привет. Я твой папа. Ты скоро проснешься, сегодня в Хельсингборге предрождественское утро… и я убил человека. Знаю, сказки обычно не так начинаются. Но я отнял жизнь. А у кого – какая разница?

Возможно, никакой. Большинству из нас так хотелось бы верить, что по каждому сердцу, переставшему биться, тоскуют одинаково. Если нас спросят, все ли жизни одинаково бесценны, большинство убежденно ответит: «Да!». Но это пока нам не укажут на кого-то, кого мы любим, и не спросят: «И эта тоже?»


А какая тогда разница? Был ли убитый мной человек хорошим. Любимым. Бесценным.


Ребенком.


Ей было пять лет. Я увидел ее впервые неделю назад. В больничном телехолле стоял красный стул, и он был ее. До нее он красным не был, об этом позаботилась она. На все про все ушло двадцать две коробки восковых мелков. Ничего страшного, она могла себе это позволить: ей все отдавали свои мелки. Как будто она могла ими выкрасить из себя болезнь, претворить таблетки и шприцы в цвет. Она понимала, конечно, что ничего не получится, она была сообразительным ребенком, но притворялась ради них. Так что днем она рисовала на бумаге, потому что это радовало взрослых. А по ночам раскрашивала стул. Потому что стулу очень хотелось стать красным.

У нее была плюшевая игрушка, кролик. Она звала его Роликом. Когда она только начала говорить, взрослые думали, что он Ролик потому, что у нее не получается произнести «кролик». Но она называла его Роликом потому, что его так звали – Ролик. Не так трудно сообразить, между прочим, даже если ты взрослый. Иногда Ролику становилось страшно, и тогда ему разрешали посидеть на красном стуле. Медицински вроде бы до сих пор не доказано что, если сидишь на красном стуле, становится не так страшно, но Ролик этого не знал.

Девочка усаживалась рядом на пол, гладила его по лапе и рассказывала сказки. И однажды ночью, притаившись за углом в коридоре, я услышал, как она сказала: «Я скоро умру, Ролик. Все люди умирают, просто некоторые через сто тыщ лет, а я, может, завтра утром». И добавила шепотом: