Она ненадолго замолчала, будто набираясь сил, чтобы закончить рассказ.
– Мистер Рамсфорт устроил торжественный прием по случаю окончания работы у себя в Литтлдауне и пригласил туда многих людей из мира искусства, в том числе и меня. Во время праздника Артемизия была убита. Мистер Рамсфорт первым нашел ее, но, к несчастью для него, его обнаружили в собственной спальне с мертвым телом на руках, его одежда вся пропиталась ее кровью. Она была мертва совсем недолго, может быть, полчаса. Он не смог обеспечить себе алиби, и этот факт в сочетании с беременностью Артемизии дал полиции основания полагать, что именно он лишил ее жизни.
– Но по какой причине? – спросила я, уже непроизвольно заинтересовавшись этой историей.
– Мистер Рамсфорт женат, – холодно ответила она. – Полиция считает, что он решил избавиться от нее и ребенка до того, как жена обо всем узнает. У защиты были буквально связаны руки, ведь он не готов был признаться, где находился в момент убийства, его сочли виновным и приговорили к смерти. Он будет повешен на следующей неделе.
Я поджала губы.
– Это, несомненно, очень захватывающая история, ваше высочество, но я никак не могу понять, какая роль в ней отведена мне.
– Майлз Рамсфорт не убивал Артемизию! – вскричала она; ее железное самообладание разом покинуло ее. Она сжала кулаки так, что все драгоценные камни вонзились ей в руки.
– Откуда вы знаете?
– Не могу сказать, – ответила она, упрямо наклонив голову. – Я разрушу несколько судеб, если не промолчу.
– Это важнее самой человеческой жизни? – спросила я.
– Я не стану слушать дерзких вопросов, мисс Спидвелл, – сказала она. – Никто лучше меня не знает, что нужно делать.
– И что же нужно делать?
– Вы должны найти убийцу.
Я уставилась на нее, на секунду задумавшись, кто из нас сошел с ума.
– Вы шутите?
– Нет, не шучу. Жизнь человека, невинного человека, находится в ваших руках.
– Ничего подобного, – решительно возразила я. – Если у него есть алиби, пусть он его предоставит. Если он действительно невиновен, то, какие бы ужасы ни открыла правда, ничто не может быть хуже смерти.
– Вы бы так не говорили, если бы знали, – сказала она, и внезапно ее глаза наполнились слезами. Я могла бы встать и откланяться, уйти из этой комнаты и из ее жизни так же быстро, как и пришла сюда, забыть то, о чем она меня попросила, и никогда больше о ней не думать. Если бы не эти слезы. Ее выдержка, ее королевская кровь, ее положение – ничто из этого ей сейчас не помогло, и теперь она была просто страдающей женщиной. Она стояла на краю какой-то невообразимой пропасти, и это я могла понять. Я тоже видела пропасть.