– Актеры лютуют, запрашивают оплату в час?
Выдержала лицо:
– Ох эти актеры… Видели бы вы каких мы девочек в прошлом году набрали прекрасных.
Алексей напряг мозг, чтобы не вывернуть пошловатое:
– Чертами небесными и голосом нежным?
– Гением! Гением чистой красоты. И свежей каплей юного таланта.
– Давно подмечено, Вера Петровна, чем грязнее немытая Россия, тем краше девичий румянец. Парадокс!
– Или фатум, – парировала она.
– Настроения, смотрю, у вас тут не очень, – Алексей подумал, что они накидали всего в кучу и диалог не сложился.
– Вы отстали от театральной жизни. Настроения никому не интересны. Скорее наличие автомата под кроватью.
– Или за кулисами?
– За кулисами у нас кое-что поинтереснее: дыба, колесо, кандалы.
– Для зрителей?
– Зачем. Для актеров.
Хорошо было раствориться в этой приятности. Он ощущал себя немного другим. Появлялись непривычные мысли, отходили суета и волнения. Алексей находился внутри чего-то отдельного от остального города, здесь было иначе, словно общие законы согнуты под другим углом, как если бы здесь менялся градус брожения. В этом «включении в XIX век» Алексея было что-то отдаленно искреннее. Точно всем им было нужно начать так говорить, иначе думать, забыть что вокруг и сделать вид, что все они уже научились жить и не завязли в прошлом.
Веру Петровну позвали за кулисы – снова что-то не было готово. Она еле заметно нервно дернула лицом и быстро вышла. Алексей побродил по холлу, поглядел на старорежимных зрителей. Знакомых в театре он давно уже не встречал. Пройдя в зал, Алексей сел в любимый третий ряд, огляделся.
На сцене обстановка тоже была военная – стояли четыре старинные железные кровати «с шарами», небольшой струганный круглый стол и несколько венских стульев. В холле послышался третий звонок. Не спеша, будто нехотя, погас свет.
Блестящие металлом кровати на фоне темной стены, за сценой гремят взрывы (красные отсветы), тревожит сирена в ожидании бомбежки (становится светлее), на кроватях силуэты четырех девушек.
Удивительное, в чём-то химическое свойство организма – безошибочно выделять красоту, в секунду узнавать то самое по еле уловимым росчеркам. Она играла расковано, свободно. Роль вольная, чувственная. Едва не подросток – лет шестнадцать-семнадцать, с ясными большими глазами и волнующей густотой пшеничных волос. Именно так, по-книжному банально. Лицо азартное, игривое —бодрящая свежесть летнего утра, девичья радость молодого дыхания, без намека на задумчивую усталость. Где в нём эта энергия, это буйство радости от каждой минуты? Он почти завидовал ей. Радостное, упругое напряжение тела когда она двигалась по сцене. Сколько полудетского чудачества, юной силы, без раздумывания о том, правота это или нет, а этой молодой силой двигающей, имеющей правоту в существе своем. Совсем девушка, и еще раз банальное – хрупкая и прелестная, иначе не сказать.