В дровянике темнеет. Инструмент с верстака убрать да стружку сгрести. Стружку бы надо в баню, в печку бросить, утром пару полешков положу да запалю – пусть ребятишки тёплой водой умываются. Куда бабка опять веник засунула? Вот ведь!.. Вечно она… Вот же я его поставил! И совок рядышком. Под крышей темнеет, хоть свет включай. Ладно, если где и осталась щепка, завтра уберу. Пойду во двор, на лавочке покурю.
Какая красотень! Нигде я не видел таких закатов, как у нас! Когда меня сюда первый раз-то привезли? Годков пять мне было? Меньше? В детстве, почитай, каждое лето здесь бывал, детей привозил, пока папа с мамой живы были. С внуками вот перерывчик вышел – урбанутыми выросли. Ну да ничего, теперь всё будет хорошо. «Родовое гнездо» выкупили, маленько подремонтировали. Забот, конечно, ещё полон рот, но жить можно – места на всю семью хватит. Бог даст, сынишка за своими приедет – подмогнёт чего. Надо свет над крылечком включить – вдруг гость какой, а во дворе тёмно. О! Бабка зовёт чай пить. Попьём, да спать пора, завтра вставать рано.
Мошкара вокруг лампочки роится – тепло ещё постоит… Поживём ещё…
Моя мама родом из глухой сибирской деревни. Молодой девчонкой она, без паспорта – из документов только комсомольский билет, – бежала из той деревни, куда глаза глядят. Подозреваю, что кто-то помог, но сие мне неведомо. Сперва в Красноярск, а там – на теплоход и вниз по Енисею, в Дудинку. А Норильск тогда строго охраняли – стратегический объект, как-никак. Собственно, Норильск и сейчас стратегический объект, но погранцы теперь только в аэропорту шерстят приезжающих. Ну, как шерстят? Паспорта проверяют. Да и билет на самолёт тебе без норильской прописки вряд ли продадут. А тогда, сразу после войны, построже было.
Так вот уже в Дудинском порту привязался к маме мальчишка-пограничник, такой же комсомолец, как мама, – покажи пачпорт да покажи. Так бы и упекли мою маму в кутузку, если бы остальные пассажиры теплохода за неё не вступились и чуть ли не силком вырвали молодую девчонку из цепких лап «злого эмгэбэшника». Не на курорты, в самом деле, приехала, на шестьдесят девятую параллель мало кто сам приезжал. Дальше – Норильск, никелевый завод, папа, свадьба, сестра, я, брат.
Но мамину родную деревню наша семья не забывала. Каждые каникулы нас с сестрой туда привозили на всё лето. Пару раз я там даже зимой бывал, ну, а если зимой, значит ещё до школы. Но время-то шло, его ведь не остановишь, как ни старайся. Я рос, школу закончил, работать пошёл, уже сам в отпуск, не на каникулы, приезжал. А отпуска у норильчан длинные, любой материковский позавидует. Двенадцать материковских дней да сколько-то там северных, плюс за выслугу, четыре дня дороги, плюс три дня за народную дружину, плюс ещё чего-то там. Короче, набегало у меня тридцать шесть денёчков в год свободного от трудового подвига времени. Гуляй – не хочу. Это потом уже нам определили отпуск в девяносто дней, но моя история случилась раньше.