Воздух в комнате был невероятно тяжелый от запаха сирени. Но, он, запах сирени, не закрепился во мне с мыслью о смерти. Я должен был коснуться правой ладонью лба тети Таси. Потом ее правой руки, взять ее ладонь в свою руку. Потом, самое главное. Я должен был подойти к ногам тети Таси, снять с них туфли, потом капроновые чулки, для этого мне пришлось их отстегнуть от былых трусов тети Таси. Когда я поднял подол ее белого платья, я увидел голый живот тети Таси и вдоль его шел к шеи грубый шов… Вот то, что я сделал самовольно – я объяснить тогда не мог. Я снял трусы с тети Таси и потрогал ее ягодицы. Они были мягкие. Тогда я еще не знал, что ягодицы у 25 летней женщины, не рожавшей, должны быть упругими даже на третьи сутки после смерти и аутопсии…
…После всего, я должен был пойти на кухню, открыть поддувало печки и заглянуть в него. Я сделал это (да, тетю Тасю, ее одежду, я конечно до этого привел в порядок). Ничего в поддувало не увидел, кроме остатков золы. Зола была еще теплой. Печку поздней весной топили, ибо готовили на ней пищу…
…Покойников я перестал бояться и даже думать о своем друге-утопленнике перестал. Но… произошла замена в моем сознании (или подсознании): образ смерти-покойника сменился образом смерти, вернее, ужасом-мыслью: «Как это так? Непременно я умру и меня НЕ БУДЕТ!!! МЕНЯ НЕ БУДЕТ!!!» Смена фобий смерти совпала с нашим переездом в Охотск, куда папу направили для строительства в тайге Булгино в болоте гражданский аэропорт, а под его прикрытием – военный. Страх небытия, исчезновение для себя, был намного сильнее, чем страх покойников. Он был не смотря на то, что рядом спал мой младший брат, Слава. Мы – погодки. Мне шел седьмой год, а Славе – шестой. И тогда, чтобы я не мучился бессонницей от страха, бабушка стала брать меня к себе в кровать. Прижавшись к ней, я засыпал и спокойно спал до утра, просыпаясь бодрым и веселым! Но длилось это недолго: Слава все испортил! Как-то он спокойно, когда мы строили кораблик, спросил меня, а знаю ли я, что бабушка спит без трусов? Меня неприятно обожгла какая-то смутная для меня мысль, совсем не конкретная! Но я твердо понял, что больше с бабушкой спать не лягу! И после этого, сказав бабушке, что больше не боюсь спать (я родителям и никому не говорил, чего я боюсь, но мама с бабушкой видели, что со мной что-то не то).