Чем-то два этих мужика были неуловимо похожи. Не то угрюмой сосредоточенностью, проглядывающей сквозь мутное марево похмелья, не то еще какой-то трудно описуемой деталью поведения.
– Двое из ларца, одинаковых с лица, – не сдержавшись, произнесла я по-русски.
Сказочная формула из моего детства произвела на солдат неотразимое впечатление. Они ощутимо расслабились и даже почти одинаково усмехнулись. Подозреваю, что это стало завершающим штрихом к моим чисто русским чудачествам, на описание которых, видимо, не пожалел красок Генрих.
Молодцы откликались на клички Раупе и Краваль и очень просили не утруждаться в поиске их настоящих имен. Я понимающе кивнула. Меня мало занимали причины, по которым они скрывали «паспортные данные» – наверняка эти причины были достаточно вескими. По правде говоря, мне их паспорта были и вовсе ни к чему.
Мы переночевали с изрядным комфортом, а на рассвете были безжалостно изъяты из постелей неумолимым Генрихом. Ради меня он нацепил на лицо любезную приветственную улыбку, которая никого не могла обмануть… Его голос все равно остался напористым и властным, когда он предлагал «выехать немедленно, пока не наступила жара». Нельзя было отрицать очевидное: он давил на меня возрастом и опытом, которого я не имела. Отныне, видимо, мне предстояло передать ему все полномочия, оставив за собой только главное – решать, куда и для чего мы едем. Способы выполнения этих задач он, похоже, собирался выбирать сам.
3. В маленьком цветнике безумия
Невзирая на сумерки сознания, я не могла не глазеть вокруг. Этим утром нас окружали какие-то особенно пасторальные пейзажи. Не хватало разве что пастушков и пастушек, все остальное имелось в изобилии: повсюду буйно цвела свежая зелень, громко распевали неизвестные мне пташки, и вся эта идиллия освещалась теплыми лучами яркого солнца. Удивительно, как летнее цветение преображало довольно, в общем-то, суровые места.
Сонная муть постепенно выветривалась из моего организма, уступая место благонадежной умеренной веселости. Можно было на время забыть обо всем, кроме чудесного денька, и от души наслаждаться безмятежностью. Компанию мне составил Шметтерлинг, мурлычущий что-то невнятно, но с большим чувством.
Прочие представители моей личной гвардии не спешили предаваться отдыху. «Двое из ларца» бдительно оглядывались по сторонам, иногда уезжали вперед, а возвращаясь, тихо докладывали что-то Генриху – должно быть, обстановку. Он кивал, задумчиво и значительно, отдавал новые приказания, и мы продолжали путь.