Петр усмехнулся про себя, смешными ему материны секреты показались, ну да ладно, пущай уж.
Тайна раскрылась быстро – не успел Петр в воскресенье вечером на трассу выехать – на работу как-никак в понедельник – тут и увидел: стоит на обочине прилавок с разноцветьем фарфора, а рядом девушка в сарафанчике притоптывает крепкими пяточками по пыльной земле. Остановился, из машины вышел, поздоровался. Девушка улыбнулась, взор потупила, щеками алея. Пяти минут хватило Петру, чтоб картину прояснить – девчонка летом на карманные деньги зарабатывает: берет у соседок посуду, которой зарплату выдают и на трассу с ней. «А что, я хорошо продаю. У меня завсегда покупают. Москвичи особенно». Ну еще бы, как же не купить, когда такая красота дивная тебе кружку протягивает, глазищами наивными доверчиво смотрит и румянцем во все лицо заливается. Пока ехал до Новгорода, из ума не выходили серые глаза, да нежная улыбка.
Свадьбу сыграли через полгода. Поначалу Петр так в городе и работал, правда, уже не в общаге милицейской жил, а из дома ездил на машине. Потом участковым в поселок перевелся – так хотелось ему быть рядом со своими дорогими девчонками. Лиза, жена, после техникума, там же в селе стоматологом работать устроилась.
Петр дом обновил, расширил. Водопровод провел, ванную комнату с туалетом заделал, как в квартире городской. Жили не тужили и вот, на тебе, несчастье одно за другим: сначала мать умерла, ну, понятно, что не молодая, но жила бы еще и жила, если б здоровье берегла, а она все огород свой обихаживала, да и не огород даже, а плантация – конца и края грядкам не видать. Сколько раз говорил, куда ты насадила опять, что нас тут десяток живет? Он-то на работе целый день, ну понятно, в выходные помогал, конечно, а ведь огород дело такое, его каждый день поливать, полоть надо. Так вот и померла на грядке – сердце прихватило. Лиза с работы пришла, увидала платок, белеющий среди густой огуречной листвы, бросилась – да куда там – уже поздно.
Не прошло и трех лет, как с женой беда случилась. Петр врачей винил: проглядели, недосмотрели. Тогда и заблестело первое серебро на его висках. И хоть мужчина он был видный и для женского населения поселка кусок лакомый, не замечал Петр ни взглядов, ни намеков. Только ради дочери он теперь жил, видя в чертах ее дорогой ему Лизин образ.