Вздохнув с досадою, Оболенская отложила вышивание и взглянула на Фучика с извинительной красноречивой усталостью в темных больших глазах. Намек им был мгновенно понят, а потому вскоре она уже находилась в отведенных ей дядюшкой покоях, но вместо сна готовилась покинуть дом следом за Анисом Виссарионовичем, с облегчением возвращающимся в дорогое его сердцу агентство с чувством выполненного перед племянницей долга гостеприимства. У Оболенской же цель была совсем иная – ее путь лежал к особняку дальнего родственника великого князя – Лаврентия Никаноровича , где проводил сейчас своё расследование старший лейб-квор дядюшкиного агентства – Петр Иванович Шульц.
Знакомство с последним, надо сказать, не задалось с самого начала.
При всей своей бестолковой репутации Настасья Павловна вовсе не собиралась падать на господина Шульца с дерева, как и с любого другого места, впрочем, тоже. Она вообще не собиралась ниоткуда падать, в ее планы входило всего лишь молча и незаметно понаблюдать за Петром Ивановичем, но когда последнее стало невозможно ввиду ее, должно быть, весьма эффектного приземления прямо ему на руки – в которых, к стыду Оболенской, находиться было даже чересчур приятно – Настасья решила, что терять уже нечего, а потому сразу и без обиняков заявила, что отныне составит Петру Ивановичу приятную компанию во всех его делах. Шульц, к досаде Оболенской, подобной чести не оценил, как и ее неотразимой улыбки, а потому нахождение рядом с ним было не слишком приятственным, но по-прежнему необходимым, и в качестве компенсации за подобное неудобство Оболенская вовсю дала ход своему острому языку, желая раздосадовать Петра Ивановича и найти хоть какое-то удовольствие в их вынужденной близости.
Шульц, следует признать, в долгу не оставался. Его остроумие было до того занимательно, что Настасье Павловне стоило большого труда сохранять вид барышни пустоголовой и недружелюбной. В противном случае, один из лучших агентов Аниса Виссарионовича наверняка заподозрил бы, что Оболенская с ним рядом находится вовсе не из глупого девичьего любопытства, а этого допустить было никак нельзя.
Возвращаясь домой вечером того дня, когда они с Петром Ивановичем обнаружили, что Лаврентий Никанорович надругательным образом был отправлен к праотцам ускользнувшим от них злодеем, Настасья Павловна нежданно осознала, что мысли ее самым возмутительным образом заняты боле личностью господина лейб-квора, чем порученным ей делом.