Глава вторая. Снова одиннадцать
…Голова просто раскалывалась. Глаза не хотелось открывать, казалось, если их открыть – они лопнут от боли. Но если есть боль – значит, жив, значит, не все так плохо, потому что, если голова болит – значит, ее не оторвало снарядом. С этой мыслью Максим Зверев открыл глаза. Но они почему-то не открылись. Причина была проста – на них была повязка. Точнее, даже не повязка, а марлевая нашлепка, причем, весьма холодная.
– Очнулся, боец! – женский голос доносился откуда-то справа.
Макс хотел снять марлю, но чья-то мягкая теплая, скорее всего, женская рука пресекла его попытку в зародыше.
– Не спеши, ишь, какой шустрый! У тебя там все так опухло, глаз под бланшем не видно, – ворчливо продолжила невидимая женщина.
– Да ладно, сестричка…, – начал было Макс, но, услышав свой голос как бы со стороны, осекся. Голос его был непривычно тонким, писклявым, каким-то детским.
«Неужели осколок задел связки», – подумал Зверь, но додумать эту мысль ему не дали.
– Это что это у меня за родственничек тут образовался, а? Братец Иванушка, тоже мне! – женский голос явно выражал неподдельное возмущение.
«Я…Я…», – Макс пытался овладеть своим голосом, но у него ничего не получалось. Вдобавок, сам того не желая, он вдруг всхлипнул и с удивлением почувствовал, что ему хочется во весь голос зареветь. Слезы предательски уже закапали из глаз.
– Ёханый бабай! – вырвалось у Зверя внезапно.
Фраза эта, исполненная в новой тембральной краске, слушалась очень смешно – так она не соответствовала настоящему голосу автора. Было такое впечатление, что проснулся Буратино, но ругается, как Карабас-Барабас.
– Это еще что такое? Я сейчас доктору расскажу о том, что ты так ругаешься! Такой маленький, а уже так выражается! – раздался стук каблуков, потом хлопнула дверь.
Макс решительно снял с глаз марлю и натурально офанарел. Нет, как и ожидалось, он лежал в больничной палате, на больничной койке и обстановка вокруг была совершенно больничная. Но не это привело его в ступор – после ранения он и должен был попасть в госпиталь. Его повергло в шок то, что он не увидел своих ног! Точнее, не увидел их там, где должен был увидеть. Максим Зверев был весьма крупным мужчиной, росту в нем было метр девяносто два и обычно на больничных койках его ноги упирались в спинки любой кровати. А здесь в том месте, где он ожидал увидеть свои ноги, была пустота.