Вот и теперь.
– Ти-и-имка! Я боюсь!
– Чего, глупая?
– У деда в каморе кто-то есть!
– Да кто там может быть? Мышь, небось, скребётся.
– Не-а, что я мышей не слышала? А Радка говорила, что если человек не своей смертью помер, то год потом не упокоится, вот. А вдруг это дед там?
– Дура твоя Радка. Неспокойником только те становятся, кто далеко от жилья помер и погребения честного не получил. Да и те человеку ничего не сделают, только ноют да просят, чтобы их тело нашли.
– Ну Ти-и-имка! Тебе тут не слышно, а я боюсь!
Тимон и впрямь от дедовой каморы дальше, где спал малым, там и остался. Найда сперва с ним спала, а как подросла немного – дед её в большую горницу на печь переселил, а сам в камору при сенях перебрался. Чтобы всё по обычаю: хозяин ко входу ближе, ему первому гостей встречать, что прошенных, что незваных, хозяйка – на печи, ей первой вставать, завтрак готовить, прочие, малые да старые, в дальних покойчиках, а коли девка заневестится, так ей и вовсе на чердаке светлицу ладят – к Солнышку ближе, от соблазна дальше. Но Найде до невестиных лет ещё расти и расти, а другой хозяйки в доме всё одно нету, разве что Тимон приведёт, так это тоже не завтра будет. Вот и спит в горнице.
– Ну Тимка!
– Вот настырная!
Не хотелось Тимону вылезать из нагретого лежбища, да ведь не отстанет же! Что под руку попало, через голову натянул, светомышу из клетки цапнул и дверь в горницу распахнул. Да так и застыл. Найда шагнула было вслед, пискнула жалобно и к Тимону под руку нырнула, прижалась, дрожит, глаза от страха круглые, каждый как пуговица с дохи. Да и у него, верно, не меньше.
Светомыша хоть и спала, а разгорелась сразу ярко, осень же, самое их время. Всю горницу разом осветила. А посередь горницы стоит странный кто-то: физиономия вроде как человеческая, мужик как мужик, разве что щетиной зарос, а вместо волос – шерсть, да не на голове только, а по всему телу. Крепенький такой, росточком Найде по плечо, а плечами и Тимону не уступит. Уши собачьи врастопырку, со спины, верно, глянуть – так совсем бы зверь, коли не было бы на нём штанов коротких и рубашки без рукавов, и то, и другое в копоти. Что за чудо такое, откуда взялся? Дверь-то Тимон сам закрывал на засов, его ещё отец делал, да так, что снаружи ну никак не отожмёшь! И на окнах ставни, тоже запертые.