Удивительный дар видеть и слышать живую историю нашел выражение в музыкальности литературного стиля Хёйзинги. Как никто другой, он умел придать исторической действительности напряженность настоящей литературы. Блестящий стилист, Хёйзинга превратил изложение и анализ исторических событий в богато оркестрованную, красочную, ритмически совершенную прозу подлинного художника.
В Осени Средневековья прочитывается глубокий, содержательный внутренний монолог. Язык ее поэтичен. Многочисленные стихотворные фрагменты из франко-бургундской поэзии описываемой эпохи появляются на фоне обрамляющей прозы, но и сама проза являет нам поэтическое повествование, с его ритмом и логикой. В комментарии к своему знаменитому роману Смерть Вергилия, вышедшему в свет сразу же после второй чудовищной европейской войны, в 1945 году, Херманн Брох (1886–1951) называет его «лирическим стихотворением». «Das lyrische Gedicht macht die Illogizität der menschlichen Seele mit einem Male logisch, u. z. im Ungesagten und Bildmäßigen, also in einer zweiten menschlichen Logossphäre, und meine Erzählung geht solcherart von lyrischem Bild zu lyrischem Bild, eines das andere aufhellend, so daß man mit Fug von einer “Methode des lyrischen Kommentars” sprechen könnte»[6] [«Лирическое стихотворение делает нелогичность человеческой души вдруг сразу логичной, и именно в невысказанном и образном, то есть во второй человеческой логосфере, и мое повествование идет от одного лирического образа к другому, проясняя один образ другим, так что по праву можно было бы говорить о методе лирического комментария»]. Осень Средневековья – тоже das lyrische Gedicht, не история, а лирический комментарий к истории, книга, которая в свое время не слишком понравилась коллегам-историкам, но завоевала симпатии широких масс читателей и которую в конце концов высоко оценили и сами историки.
Принятый в Осени Средневековья многостепенный способ цитирования уподобляет повествование сложным иерархическим построениям, столь свойственным Средневековью. Стилистически приближенная к художественному колориту описываемой эпохи, книга использует иноязычные компоненты как своего рода риторический прием, как exempla из жизни или из известных всем текстов – примеры, обильно уснащавшие обращения средневековых проповедников к внимавшим им толпам.