– Он умирает от рака в доме для престарелых. Ему осталось жить несколько месяцев.
– И ты берешь у него интервью, потому что…
– Я пишу его биографию.
– Пишешь его историю? – спросила Лайла с плохо скрытым неодобрением в голосе.
– Это для занятий по английскому, – объяснил я почти извиняющимся тоном.
– Ты сделаешь его скандально известным.
– Это для занятий по английскому, – не сдавался я. – Один преподаватель, ну и самое большее двадцать пять студентов. Это вряд ли можно назвать скандальной известностью.
Лайла положила бумаги обратно на столик, посмотрела на Джереми и, понизив голос, сказала:
– Не важно, что это всего лишь домашнее задание. Тебе следует написать о девушке, которую он убил, или о девушках, которых мог бы убить, не окажись он в тюрьме. Это они, а не он заслуживают внимания. Его нужно тихо предать земле, никакого надгробного камня, никаких речей, никакой памяти об этом человеке. Описывая историю его жизни, ты как бы создаешь ему памятный камень, которого не должно быть.
– Продолжай, не стесняйся, – произнес я. – Скажи, что ты на самом деле обо всем этом думаешь.
Вытащив из кипящей воды длинную макаронину, я метнул ее в сторону холодильника. Макаронина отскочила от дверцы холодильника и упала на пол.
– На черта ты это делаешь? – Лайла круглыми глазами посмотрела на лежащую на полу макаронину.
– Проверяю спагетти, – ответил я, радуясь возможности сменить тему.
– Разбрасывая их по всей кухне?
– Если спагетти прилипнут к холодильнику, значит они готовы. – Наклонившись, я поднял с пола макаронину и кинул в мусорное ведро. – А эти спагетти пока еще не готовы.
Покидая сегодня «Хиллвью», я чувствовал, что у меня все получится. Айверсон обещал рассказать правду о смерти Кристал Хаген. Я стану его исповедником. И я уже не мог дождаться обеда с Лайлой. Мне не терпелось рассказать ей о Карле. Воображение рисовало мне, как Лайла заинтересуется тем, что я делаю, порадуется за меня и захочет побольше узнать о Карле. Однако сейчас, увидев ее реакцию, я понял, что лучше до конца вечера обходить эту тему стороной.
– А он признался тебе в том, что сделал, или уверяет, будто он жертва судебной ошибки? – поинтересовалась Лайла.
– Об этом он еще не говорил.
Я достал из кухонного шкафа три тарелки и отнес их на кофейный столик в гостиной. Лайла встала с дивана, взяла из того же кухонного шкафчика два бокала и присоединилась ко мне. Я убрал с кофейного столика свой рюкзак, записи и газетные статьи.