Девчонка забралась мне в голову с поразительной легкостью, и я проклял тот миг, когда взялся учить ее грамоте по трактату о ментальном доминировании. Почерпнула оттуда ведьма отнюдь не только навык чтения.
Впрочем, я и сам штудировал это сочинение, поэтому скрипнул зубами и не без труда, но все же очистил сознание от наваждения. Морок никуда не делся, он лишь немного потускнел, позволяя разглядеть истинный облик девушки. Требовалось прикладывать немалые усилия, дабы не упускать его из виду.
– Убирайся из моей головы! – прорычал я.
Из Марты словно воздух выпустили.
– Я не могу позволить тебе уйти! Только не сейчас! Я еще не овладела силой, тебе придется научить меня!
– В университете научат, – отрезал я.
Девчонка подняла руку с плетеной куклой.
– Волосы и ногти. Пот и слюна. Кровь и семя. Ты мой!
Я не успел рассмеяться над глупыми суевериями; в кукле вдруг всколыхнулась неведомая сила, призрачно-зеленые жгуты выстрелили из нее и оплели меня, присосались к эфирному телу, попытались поработить волю. Никакой простец не сумел бы противиться ведьмовским чарам, пропал бы вмиг, да и мои ментальные блоки сгорали под напором один за другим.
Кровь закипела, тело откликнулось на магический призыв, сознание затуманилось, и единственное, что оставалось, – это захватить побольше эфира, перекрутить его и отгородиться, словно стеной. После за это придется расплатиться невыносимой болью, но за обретение свободы можно отдать и больше.
Я потянулся к эфиру и вдруг обнаружил, что незримая стихия вокруг странно искажена присутствием чего-то невероятного. Лес будто откликнулся на призыв ведьмы и обрел еще одно измерение, окутался мраком, но не иссиня-черным – ночным, а мрачной зеленью глухой чащобы. Древний дуб навис надо мной, раскинул ветви, нацелился кривыми сучьями. Трещины на его старой бугристой коре оскалились сотнями голодных ртов, алчущими теплой человеческой крови.
Во всем мире осталось лишь одно чистое пятно: мое заветное место, огражденное силой молитв. Я шагнул в столб рвавшегося к небу сияния, но щупальца ведьминой волшбы не побоялись святости, не отпустили и потянулись следом, чужая воля вцепилась в меня бессчетными пиявками, принялась наполнять тело похотью, а мысли – всепоглощающей любовью, не оставляя места для иных желаний и чувств.