Я сама удивилась своему тону. Кузьма же не удивился совершенно, а лишь сказал:
— Извините, сталбыть, Эмма Марковна, коль мое слово вас обидело. Послали нас девицу найти, что из усадьбы сбегла, и возвращаться без нее не велели.
— Ну и ищите, — сказала я тем же тоном. — Еремей, трогай.
Однако кучер не сдвинулся — второй парень по-прежнему преграждал дорогу. И тихо сказал Кузьме, видимо старшему, впрочем, так, что я расслышала:
— И на мостку мокрые следы были, и здесь мокро. Не барыню, так кучера спросим. И заглянем.
Дело принимало не самый приятный оборот.
— Ну-тка, — рявкнул парень в картузе на слегка опешившего от такого крика кучера, — клянись Господом Богом, что девку не видели, в возок не сажали!
И для убедительности поднес болтавшийся арапник, или уж не знаю, как назывался хлестательный предмет, к лицу кучера.
Вместо возницы испуганно перекрестилась Павловна, а тот просто вытаращился. Его секундный ступор позволил ответить мне. Причем совершенно своими словами.
— Я категорически и официально запрещаю своему персоналу отвечать на любые вопросы посторонних лиц.
Правда, голос мой был громок, так что даже испугалась — не сорвусь ли на визг. Не сорвалась.
Мой барский тон, вкупе с потоком непонятных слов, сбил с толку незваных гостей. А моих попутчиков, пожалуй, ободрил.
Но разговор надо было заканчивать. Пока не заплакала от страха. И я, порывшись в памяти той Эммы Марковны, продолжила так же громко, но уже не боясь свалиться в визгливую истерику. Это они должны лучше понять, чем любых «посторонних лиц».
— Эй, Пална, Еремейка, уши закройте! Бы-ы-ыстро! Ты, холоп безмозглый, впрямь решил под полог рыло совать?! А если там мое белье? Ты понимаешь, хамово отродье, такие обиды дворянскому сословию ни-ко-гда не прощаются? Ты у меня в ножках бы валялся — мол, пусть меня Иван Платоныч посечет до трехдневной отлежки. Хуже будет, когда я тебя проучить возьмусь. Я офицерская вдова, думаешь, у меня друзей не осталось? Думаешь, как расскажу им об обиде, не приедут? Знаешь, как в Польше наши офицеры шляхту наказывали, которая над ними смеялась? В телегу запрягали, грузили кирпичами и гнали десять верст. Ты здоровый, ты и один вытянешь!
Я замолчала, горло пересохло. Сработало или нет?
— Вы, сударыня, не серчайте, — растерянно произнес Кузьма. — Уразумели мы — нет девки у вас. Погнали, Петька! По берегу проверим. Не иначе девка топиться сюда бежала, дык не стала бы барыня ту дуру из речки тащить, на что ей та кобыла гулящая?