)! Я мог бы отвести вас на площадь пред церковью, если позволите, конечно.
Мы – в церкви Святого Духа. Вижу капеллу с росписями Филиппино Липпи – яркого и самобытного представителя эпохи кватроченто. Мне нравится живопись Липпи, как отца, так и сына. Не так далек тот день, когда я напишу о них. Иду дальше, замечаю скромную надпись: Crocifisso di Michelangelo (Распятие Микеланджело). Священник лет тридцати в черной сутане внимательно смотрит на меня и, улыбнувшись добрейшей улыбкой, словно мы знакомы уж много веков, произносит:
– Buongiorno![3]
– Buongiorno, signore,[4] – приветствую его с ответной улыбкой.
А потом вижу, как в пространстве парит Крест с распятой человеческой фигурой. Крест, что касается спины, по размерам значительно больше тела. А тело, мне верится, оно – плоть, есть ощущение, что жизнь оставила его лишь минуту назад. Автор сотворил распятие таковым, когда ему было семнадцать лет, и уже тогда мужественно отступил от правил – Христос Микеланджело абсолютно наг, ибо ему нечего скрывать от нас. Но мы… столь же открыты пред ним?
Каждый человек, абсолютно каждый, несет на себе Крест, большой иль крошечный, тяжелый иль легкий. Мы пригвождены к своим пожизненным Крестам и каждый из нас – Распятие, но не видно то потому, что тела наши вместе с крестами укрыты одеждами.
– Это?.. Крест Микеланджело?
– Да. Его работа.
Пожизненный Крест Микеланджело Буонарроти был столь велик, что в несколько раз превышал мастера, однако сил гения хватило, чтобы нести его
на спине всю свою протяженную жизнь, при этом ничего не утаивая ни от себя, ни от других.
– Вы должны поехать в место, где Микеланджело вырос.
– Невозможно! Завтра я возвращаюсь в Петербург. И я ничего не должна.
– В Петербург или в Санкт-Петербург?
– В Санкт-Петербург, если это имеет значение.
– Но если вернетесь во Флоренцию, вы должны побывать в Сеттиньяно.
– Снова… должна? Я уже написала историю Микеланджело так, как он мне её рассказал и показал. Что мне даст эта поездка?
– Вы найдете там кое-что новое!
– Хорошо, если вернусь.
– Ваше свободное время почти истекло, мне очень жаль.
– Это так. Спасибо!
Анджело, мой проводник, пожимает мне руку, потом склоняется к ней в поцелуе и без промедления уходит прочь по набережной Арно, не оглянувшись ни разу. Он сделал всё, ради чего нашел меня два часа назад: я увидела Распятие и узнала, что мне предстоит еще раз встретиться с великим мастером эпохи итальянского Ренессанса.