Я – мастер, зачарованный своим творением: каждый мазок в нём пронизан величием и силой абсолютной любви. Всякий раз, вглядываясь в купольную роспись капеллы, я смотрю, Донна, в глаза самому Богу.
Удел искусства более велик,
Чем естества! В ваяньи мир постиг,
Что смерть и время здесь не побеждают.
Натруженные титаническим трудом руки ноют несносно: они не знали пощады ни дня. Мои руки творят как руки Бога! «Некрепко любим то, что плохо зримо. – Я улыбнулся ночи. – Донна зрима ясно и Бог отчетливо зрим. К утру рукам будет полегче». Благословенный сон снизошёл на моё скромное лежбище…
Двадцать лет спустя провидение снова призовёт меня в Сикстинскую капеллу. Мне предстоит сотворить для неё колоссальную по размеру и размаху фреску «Страшный суд». Я опять обойду путь иконографии традиционной. Пять лет жизни станут годами вдохновенной работы. Людское скопление, где праведников едва ли можно отличить от грешников. Людская нагота, как телесная, так и духовная… Когда человек более всего уязвим? Когда он наг. И всё это племя людское – оно от Бога и пред Богом… И каждому человечищу здесь уготовано держать ответ за свои деяния, за чистоту дарованного ему лика.
Я стану воплощать замысел под шепот стихов Данте. У меня превосходная память и я, читая «Божественную комедию», не единожды, смог запомнить текст без изъянов. На фреске появится сам Данте Алигьери – человек большой и гордой души, отмеченный суровой судьбой, изгнанник сострадающий, мятежный, скорбящий и радостный. Я буду восхищаться им, увидев его в полный рост. Живое сердце может накрепко соединить людей, разделённых временем. Моё сердце найдёт в прошлом великого флорентийского поэта.
Я говорю о Данте: не нужны
Озлобленной толпе его созданья, —
Ведь для неё и Высший Гений мал.
Будь я, как он! О, будь мне суждены
Его дела и скорбь его изгнанья, —
Я б лучшей доли в мире не желал!
В 55 меня объявят мятежником, и я укроюсь в горах и лесах Сполето среди отшельников. Именно там, в Монтелупо, обрету устойчивый мир внутри себя. Вскоре меня помилуют, и я вновь вернусь в Рим…
Я родился в горах Тосканы, в небольшом городке Капрезе. Провидение подарило мне особое детство в местечке Сеттиньяно[8]. Подрастал в чужой семье, моей кормилицей стала жена камнетёса. Первая музыка, что я запомнил и полюбил, – звуки распила и рубки камня. Их я впитывал с грудным молоком, ими пропитался насквозь. Первыми моими игрушками были осколки мрамора и резцы.