Полтэш заорал от боли. Жрец Преисподней прислушался к звуку, как истинный ценитель.
– Визгливо и дешево. Я ожидал большего от человека, протянувшего так долго.
Цепи рванули в три разных стороны, вмиг разрубив Полтэша на три части. Он замер на мгновение с ошарашенным видом, а затем его голова скатилась с шеи и с омерзительным шлепком ударилась о пол мавзолея. Через пару секунд за ней последовало тело – по земле рассыпались парящие внутренности, выпал желудок, расплескав полупереваренное содержимое. Демон поднял голову и вдохнул, наслаждаясь ароматом.
– Уже лучше.
Он сделал незаметный жест, и цепи, оборвавшие жизнь Полтэша, зазмеились по полу, взобрались по двери и обвились вокруг ручки. Они напрягли звенья, закрыли дверь и подняли крюкастые головы, как тройка готовых ринуться в бой кобр, пресекая дальнейшие попытки к бегству.
– Некоторыми вещами следует заниматься конфиденциально, не так ли, Джозеф? Помнишь, как у нас все случилось? Ты предлагал стать моим личным убийцей. А затем сходил под себя.
– Разве тебе ни чуточки не надоело? – отозвался Раговски. – Сколько ещё страданий нужно причинить, пока ты не пресытишься его печальным, больным удовольствием?
– Каждому свое. Ты и сам пережил этап, на котором не касался девочек моложе тринадцати.
– Да прикончи меня уже, наконец – вздохнул Раговски.
– Скоро. Ты – последний. На тебе игры закончатся. Останется лишь война.
– Война? – переспросил Раговски. – Не будет, с кем сражаться.
– Вижу, Джозеф, мудростью смерть тебя не наградила. Неужели ты и правда думал, что всё сводилось к твоему жалкому обществу?
– К чему тогда? – спросил Хейадат. – Если мне суждено погибнуть, я хотел бы знать, за что я умираю!
Демон обернулся к нему. Хейадат посмотрел в блестящую тьму демонических глаз, и, точно в ответ на его вопрос, киновит плюнул в сторону стены какое-то слово. На Хейадата бросилось двадцать крюков на блестящих цепях – они уцепились за его рот, шею, грудь, живот, пах, ноги, ступни и руки. Киновит собирался миновать пытку и перейти к казни незамедлительно. Крюки неумолимо зарывались в тело Хейадата, весившее целых триста пятьдесят фунтов[6], и он залепетал, обезумев от агонии. Сложно было разобрать слова, сказанные сквозь слезы и носовую слизь, но походило на то, что он перечисляет книги из своей коллекции, словно всё ещё надеялся заключить сделку с палачом.