Рухнувший на Севилью мир, не радовал никак. Светло, громко, больно, холодно. Он задергался, пытаясь спрятаться хоть куда-нибудь, но спасительной тишины больше не было. Тело начал сотрясать судороги. Стало плохо. И Севилья опять начал размахивать руками, чтобы все еще раз получилось как тогда: грохот, крики… и темнота.
Ничего не вышло. Тело продолжало дергаться, а руки не двигались. Их… что-то держало. Свет померк, что-то заслонило его. Темное круглое пятно. Севилья сфокусировал взгляд и замер. Парад кошмаров продолжался: на Севилью смотрел человек, превратившийся в сенбернара. Или сенбернар, ставший человеком. Севилья замер. Что делать вот с этим глюком, он не представлял.
– Э-эй, братишка, ты живой? – осторожно поинтересовался Шаман, склонившись над лежащим человеком.
Парень оказался тем еще сюрпризом: не перехвати вовремя Шаман его руки, он бы тут такой фейерверк устроил, мало бы никому не показалось. Им-то в третий-то раз точно. Шаман, как только разглядел, какие узоры висят у парня на руках, бросился вперед, уже не разбирая дороги. Ногу, похоже, подвернул. Вот зараза.
– Ты меня слышишь?
Ноль реакции. Остекленелые глаза, и безмерно удивленное выражение лица. Ну, и чего с ним делать?
– Эй, мы свои, – успокаивающе начал Шаман. – Люди. Улитарт. Все хорошо, все в порядке, тебе ничего не угрожает.
Руки парня вдруг свело судорогой, в лице появилась паника.
– И чего у нас тут? – из-за плеча Шамана высунулся улыбающийся фирменным торкским оскалом Тор.
Шаман чуть руки не разжал.
– Твою мать, а что никого поприличнее не нашлось в округе?
Глюк, оказывается, умел говорить.
– Э-эй, братишка, ты живой? – произнес сенбернар хриплым человеческим голосом.
Что ему ответить? Севилья взял паузу. Все-таки слишком много всего для одного-то раза. Но сенбернар не успокаивался.
– Ты меня слышишь?
«Слышать-то слышу», промелькнуло в голове у Севильи, «но вот только не уверен, что тебя».
– Эй, мы свои. Люди. Улитарт. Все хорошо, все в порядке, тебе ничего не угрожает.
Странный какой-то этот сенбернар…. И тут справа от пытающейся быть добродушной собачьей морды возник выходец из ночного кошмара. Севилье даже стало немного легче. Ну, наконец-то, приличествующий случаю атрибут: раскосые глаза, оскаленный рот, полный острых зубов, уцелевший клок волос на макушке, грязно свисающий на покатый лоб.