Слова текли рекой и исходили из самого сердца. Вика говорила всё это прямо ему в лицо, хотя горло перехватывало от переполнявших её эмоций, не таила собственных чувств, смотрела в его потемневшие глаза. Она причиняла боль Саше своими словами, но произнесла лишь чистую правду, а за правду, как известно, не извиняются. Боль стала их реальностью, и чтобы избавиться от неё, Виктория видела только один путь — разойтись. Его измена стала точкой невозврата для их пары.
Слёзы всё никак не останавливались, Разумовская лишь раздраженно размазывала их по лицу. Сашка молчал. Застыл статуей и молчал, лишь сжатые до побеления кулаки говорили, что Забелин на грани.
— Ты слишком многого от меня хочешь, Саш, — устало вынесла вердикт Виктория, рыдала она уже в полный голос. — Я принадлежу тебе полностью и безраздельно, и того же хочу от тебя. Не хочу и не буду делить тебя с кем-то, даже с воспоминаниями о случайной женщине, что скрасила однажды твой досуг. Ты или мой безраздельно, или чужой. Сегодня ночью ты стал для меня чужим.
— Прошу, не уходи, — попросил Саша тоном, которого Вика никогда не слышала от него. Слишком много отчаяния и потерянности. — Пожалуйста, останься со мной. Я всё исправлю. Прости меня. Давай забудем всё и начнем всё сначала!
— Ты так и не ответил на мой вопрос, Саша, — напомнила Разумовская ему, пытаясь хоть немного заглушить плач. — Смог ли бы ты простить меня, если бы пришла от другого мужика к тебе? Простил бы ты мне мой нечаянный загул?
Она смотрела на него сквозь слёзы, ожидая ответ, а Саша всё тянул. Забелин шумно дышал, а на щеках заходили желваки.
— Ну, что ты молчишь? Отвечай! — её терпение закончилось. — Простил бы ты меня?
— Не знаю, — рыкнул Александр наконец. — Не знаю, довольна?
Вика улыбнулась дрожащими губами, правда на улыбку её гримаса мало походила. Скорее на оскал смертельно раненного животного.
— Так чего ты хочешь от меня, Саша? — выдохнула Разумовская, понимая, что нужно бежать отсюда. Как можно скорее, потому что стоит ей здесь еще немного задержаться, то никуда уже не уйдет. — Я вот тоже не знаю, смогу ли я тебя хоть когда-нибудь простить.
— Я тебя никуда не пушу! — упрямо продолжать он твердить, словно раздраженный маленький мальчишка, у которого отобрали любимую игрушку. Но Вика не игрушка, у неё есть чувства и право выбора, и она никому не позволит играть своими чувствами, даже любимому человеку.