— Ты помнишь родителей? – странно, но
тон её был не таким, как я ожидал.
Не подозревающий или холодный. Не
обвиняющий в чём-то. Она явно попыталась сделать его как можно
более спокойным, отгородив от эмоций, что испытывала ко мне. Я же,
удивлённый подобному, погрузился в воспоминания столь древние, что
не утони я в них, удивился бы, что они сохранились. Воспоминание о
тёмной пещере, источником света в которой служил природный
кристалл, излучающий слабый свет. Перед глазами лицо той, что дала
мне жизнь в тёмные для сераткхим времена. Той, что рассказывала
мало понимающему ребёнку о смелости его отца, отдавшего свою жизнь,
спасая от стаи тирсов свою семью и племя. Лицо сераткхим, чью жизнь
оборвали когти ненавистных нам врагов. Но не этот ответ я должен
озвучить. Хотя в лживой истории Эйдена Кейна, что был сиротой, оно
могло сработать.
— Можешь не говорить, – неожиданно
остановила меня Дарья.
— Почему?
— Ты уже ответил, – жестом указала
она на причину.
Капля влаги на лице под глазом. Хм.
Слеза. Я и забыл, что у людей есть такое свойство. Сколько же
разных жидкостей они выделяют. Воспоминание и разбуженные им
чувства из прошлого вызвали подобную реакцию?
— Оказывается, помню обрывки из
детства, – дал я ей честный ответ, решив не пользоваться данной ей
возможностью промолчать. — Почему именно это?
— Решила сменить тактику и получше
тебя узнать, – дала весьма странное объяснение девушка. — Осознала,
что если ты искусный лжец, то вряд ли проколешься на простеньких и
прямых вопросах.
Вот значит как. Хотела увидеть мои
эмоции и лицо в момент раздумий над ответом. А если бы я не
задумался? Ответь я ей с безэмоциональным лицом «Нет», даже не
задумавшись, что тогда она себе надумала бы? Усилилась бы в
подозрениях или поверила, что «Эйден» лишился их в самом раннем
возрасте? Вряд ли я теперь уже узнаю, какой была бы реакция Дарьи.
Девушка потеряла интерес к игре и покинула нас. Впрочем, Лео и
Михаил под своими предлогами тоже разошлись, предложив мне поиграть
завтра в нормальный покер со ставками.
Наверное, посчитали, что из-за
любопытства Дарьи у меня испортилось настроение. Неприятное
ощущение печали всё ещё оставалось где-то в теле или сознании, но
быстро отступало. Чем дольше я жил, тем меньше воспоминаний
оставалось о жизни, которую я считал первой. А уж воспоминания о
временах, что были до обретения мной эфира, я и вовсе считал
потерянными. Но стоило неосознанно коснуться их, как я вновь
почувствовал ту боль потери. И неспособность что-либо изменить.