Я посмотрела на Вилечку – та стояла, скромно потупив глазки. Потом вздохнула и сказала:
– Ладно, чего уж для лучшей подруги не сделаешь – открою я тебе свою страшную тайну.
Она полезла куда-то на шкаф и достала большой альбом с фотографиями.
– Смотри. Это я в выпускном классе. – На одной странице альбома была обычная коллективная фотография, почти такая же хранилась у меня в школьном альбоме: в четыре ряда затылок к затылку или нос к носу, человек тридцать школьников с училкой посередине. Вот только Вильки нигде не было видно. Вилька интригующе улыбнулась:
– Не можешь найти?
– Ты что болела в этот день? – отчаявшись обнаружить знакомое черное каре, резюмировала я.
– Точно – болела. Сейчас покажу, – и она перевернула страницу. На большом портрете красовалась пухленькая рыжая веснушчатая девчонка с раскосыми глазами-щелочками. Волосики у девчоночки были блекло-рыжими, а конопушки щедро покрывали лоб и щеки. Я потрясенно молчала, не смея озвучить очевидную вещь.
– Ты, что ли? – нерешительно предположила я.
– Угу, – вздохнула Вилька.
Я покосилась на нее, потом посмотрела на портрет, потом опять на Вильку.
– Рыжая я, рыжая, – засмеялась Вилька, – от природы. И конопатая. Всю жизнь пухленькой была, что поросеночек. А похудеть мечтала лет с пяти – с таким-то личиком, да еще и колобок на ножках. Ужас! Только без толку. Зато как экзамены начались выпускные – так с меня все жиры и схлынули. От нервов, наверное. Бабуля даже испугалась. Но ничего – зато щеки как ввалились, так и глазки сразу открылись. Я и побежала в парикмахерскую. Сделала стрижку, окраску, брови, ресницы накрасила, прихожу, а бабуля уставилась на меня и не признает. Минут пять поверить не могла, что это я. Только по веснушкам и узнала. А потом руками всплеснула и побежала в ванну. Я думала за валидолом, а она приносит баночку с кремом от веснушек. Благословила, так сказать, на новую жизнь. Правда, бабуля?
– Правда, все так и было. Веснушки – это наше семейное достояние. Все женщины в роду рыжие и конопатые. Очень сильный доминантный признак.
– Бабуля в молодости генетикой увлекалась, вернее, одним генетиком, –шепнула мне Вилька на ухо, – поэтому очень сильно верит в наследственность. Думает, что рано или поздно кровь свое возьмет, и я тоже что-нибудь сплету этакое, но мне что-то не верится. У меня руки – крюки, ничего ими делать не умею.