А нужно подниматься, полтора километра идти до большой дороги и на морозе ждать автобус.
– Ты же в город за продуктами вроди собиралася? – старушка глянула на Катерину, когда Андрей стал прощаться. – Езжай пока светло. И гостя нашего проводишь.
Через посадку шли знакомой тропой. Слева, в половину горизонта растянулся черным треугольником террикон, свидетель лет, когда на шахте кипела работа, как отправляли на станцию вагоны. Сколько здесь жило людей? Десятки, сотни? Съезжались, работали. Тяжело жили шахтеры. Счастливо ли? И может, не зря бродят слухи о голосах из шахты. Он представил, как в холодных черных забоях, частью затопленных, мечется эхо криков заваленной бригады по вырубленным их руками коридорам; и никак не успокоится.
Дорогу чистили редко, на отвалах Андрей подавал Катерине руку. Рослая и крепкая, она сжималась, как птица от испуга, и молчала. Он говорил, что завтра, а может еще и вечером напишет статью. И хотя выйдет после праздников, писать сейчас нужно, по свежему следу. Вы одни такие остались. Остальные поселки при шахтах расселены и закрыты. Я тут сколько кручусь, и то о вас не догадывался. Это ж скандал такой! Большой скандал? – трепетно глянула она. Всем им не поздоровится! – Андрей немного злорадствовал. Мэру, конечно, на орехи. Но, говорят, его и так скоро уберут. И остальным перепадет. Депутатам – что молчали. Всем этим молодчикам с высокими знакомствами. Я и в губернаторскую газету напишу. Оттуда будут местных клевать, чтоб самим прикрыться. Андрей вспомнил нового председателя Богомолова и было приятно вообразить, как тому будет плохо от скандала. Элита, об стол ее. Разве это элита? Это накипь. Такое шило даже Савельич в мешке не утаит. Всем им будет. А вас, понятно, переселят, как смогут. Не знаю, хмыкнула она и склонила голову. Мама сколько ходила? Метраж у нас по норме, говорят. А на очереди мы две тысячи триста какие-то… да нет, ну что ты! – засомневался он и сказал себе, что назвал Катерину на «ты». Должны переселить, никуда не денутся. Безо всяких очередей. Ты думаешь, мы нужны кому сильно? – Она вскинула на него глаза из-под шапки, и он испугался ее взгляда. Лет пять назад приезжали какие-то из администрации. А потом еще электрики как-то раз – свет чинить. И ты вот теперь.
На остановке пусто. Ветер гонит через дорогу молочную поземку. Озябнув, они забились под железную крышу. Стало тихо и темно. А ты где живешь? – Стояли рядом, едва не касаясь куртками. Тут, недалеко от центра, в однушке холостякую. Квартира от бабушки досталась. – Один совсем? Он почуял, как она смотрит на него с лаской, и не ответил. А меня Витька бросил, еще когда с животом ходила. – Усмехнулась она. Он подумал, какая она добрая и что с ней хорошо. Как она близко, совсем, совсем рядом. Она и никого больше. И ты после не вышла ни за кого? – Он трудно выговаривал слова. Кому я тут нужна, в бараке, с ребенком? – У нее в голосе оборвалось что-то, и она двинулась к нему. А ты хороший, хороший такой и сильный. – Шептала она. И ты, ты, то ли думал, то ли говорил он. Хороший, настоящий. Он чуть склонился к ней, она ткнулась в его губы, распахнула куртку. Он почуял ее жар, ее дух, как она близко. Она привлекла его к себе, поцеловала мягко, длинно. Он запустил руку ей под свитер.