Дай лапу, друг! - страница 12

Шрифт
Интервал


Виденье какое! но нужно очнуться,
 от воплощения в ней.
Пушистое варево дней,
иней из пластилина,
кошку как чью то оплошку.
Как воплощенье мгновенья,
мастера вторит глина,
да та же кошка, но понарошку!
Гончар воплощается в кошке,
замес за замесом лепя.
Вправду – ли, понарошке,
лепит ее, любя.
Он человек, он мастер,
кошка он, и Творец,
натруженными руками
тайн откроет ларец.
что за семью замками.
И кошка месила глину,
– Слеплю человека я!
Буду любить, не покину,
тайну открою огня.
– Что из того что Боги, властвовать дали ему.
– Схожи наши дороги, честь не ему одному!
Александр Поздеев

ПЁС-ЗАГАДКА

Скуластый пес, глаза сочатся светом, а сам одет в лохматый макинтош.
Одет что странно, в мире неодетом, но на двуногого увольте не похож.
Глаза его когда то грели запад, ошейник пел романсы от кутюр.
Стучала песням вслед готическая лапа, и вместо кости грыз лохматый сюр.
Теперь он стар, острее стали скулы, поистрепался меха макинтош.
И зубы поистерлися акульи, но пес загадка так же все хорош.
Александр Поздеев

МАЛЕНЬКИЙ КОТЁНОК В ГОРОДЕ БОЛЬШОМ…

Маленький котенок в городе большом —
Брошенный ребенок с плачущей душой.
Улицы безмолвны, тишина вокруг,
Маленький котенок жаждет добрых рук.
Почему жестоким стал огромный мир?
Посмотреть бы в окна городских квартир,
Где возможно любят, где кого-то ждут,
Ласку там и нежность кошечке дадут.
Маленький котенок с плачущей душой
Ищет чьей-то ласки, пусть и небольшой.
Оксана Баженова

МИХАЛЫЧ И МИТЯЙ

Ногу Виктор Михайлович Бельский, а попросту – Михалыч, надо признать, потерял глупо – когда еще лет пятнадцать назад вдруг начал хромать, хирург в районной больнице сказал ему, что это болезнь сосудов, эндартериит. Она практически неизлечима, но если бросить курить, то ее можно хотя бы остановить.


Михалыч регулярно, раз в год ложился в больницу под капельницу, дисциплинированно принимал прописанные ему лекарства, но с куревом так и не смог расстаться и потому хромота его все усиливалась. Ходил он уже с большим трудом, а вскоре и вовсе не смог наступать на правую ногу: ступня распухла и страшно болела. Началась гангрена, и ногу ему, в конце концов, оттяпали, причем – выше колена. Вот только тогда Михалыч все же бросил курить. Потому как если бы не бросил, вполне мог расстаться и со второй конечностью, которая тоже болела. Хотя и поменьше, чем бедная правая, где-то теперь уже похороненная или сожженная в печи больничной котельной, царствие ей небесное. О судьбе отрезанной ноги Михалычу в больнице не сказали, да он как-то и не заморачивался на эту тему и вспоминал о ней лишь в придуманной им «шутке черного юмора», когда мог для красного словца ляпнуть, что одной ногой он уже «там».