Впереди меня находилось что-то наподобие трона из дерева и глины, куда меня тащил абориген. Сначала я ничего не увидела. Но потом, прищурившись, смогла различить чьи-то длинные руки, желто-оранжевую кожу и надменное выражение лица…
Дикарь поклонился и что-то пролепетал. Вожак махнул рукой. Дикарь снова поклонился и привязал лиану к уступу, торчащему из пола, а потом встал в странноватую позу и издал вой.
То есть, вой – смесь смеха человека и мольбы кастрируемого кабана.
Тут же со всех сторон вышли пару таких же дикарей, ведя за собой…
Я потерла глаза, не веря этому чуду.
– АЗА!!! – Кир и Сонька попытались вырваться из объятий аборигенов, но, не получив должного результата, немного поумерили свой пыл.
– О господи, Сонька! – когда их привязали так же, как и меня, я накинулась на них с объятиями. – Кир!!
Мы обнимались и радовались, как дети, даже не замечая, что за нашими действиями наблюдают с десяток оранжевых глаз. Но вскоре абориген, который привел меня в эту обитель, замахнулся палкой, чтобы ударить меня ею. Мы успели отскочить друг от друга, и она угодила в глиняный пол, где тотчас появилась неглубокая трещина.
Я сжалась, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Дэвид остался там! Что с ним сделают?! Дикарям же хватит одного удара, чтобы прибить юношу насмерть!
И его поцелуй… Он означал «мы прорвемся»? Или «ты больше, чем незнакомец»? Или, может быть, «ты больше, чем друг»? Мне пришлось одернуть себя – у нас тут идет выживание на полную катушку, вообще-то, а я о поцелуях думаю!
Дикари сгрудились в полукруг рядом с вожаком, сев на колени и все равно продолжая оставаться неустрашимыми и огромными великанами. На лице вожака не дрогнул ни один мускул. И хотя мы не понимали их языка, мы все втроем догадались, что милости ждать от них не следует.