Это два обратных движения в одном протяжении счёта, решил я.
Я видел их зрительно: горы, громадные глыбы основания, на которых присела, отдыхая, хищная птица степени, птица сознания для пространства. И точно тонкие стволы деревьев, ветки с цветами и живыми птицами, порхающими по ним, казалось время».
Так, после долгих мытарств по руинам падшего государства, незадолго до рокового дня 28 июня, встреченного на ложе из досок в санталовской баньке, миссия поэта-пророка была исполнена.
«Мы стоим у порога мира, – писал Велимир Хлебников в статье „Наша основа“ (1919), – когда будем знать день и час, когда мы родимся вновь, смотреть на смерть как на временное купание в волнах небытия».
Я видел, что чёрные Веды,
Коран и Евангелие,
И в шёлковых досках
Книги монголов
Из праха степей,
Из кизяка благовонного,
Как это делают
Калмычки зарёй,
Сложили костёр
И сами легли на него —
Белые вдовы в облако дыма скрывались,
Чтобы ускорить приход
Книги единой,
Чьи страницы – большие моря,
Что трепещут крылами бабочки синей,
А шелковинка-закладка,
Где остановился взором читатель…
– — – — – — – — —
…Эту единую книгу
Скоро ты, скоро прочтёшь!..
1.
Далеко не каждому в жизни доводится увидать собственными глазами любопытное оптическое явление – зелёный луч на закате, а уж тем более на восходе солнца. Для этого нужны особые условия: чистый воздух, свободное от облаков небо, открытый горизонт в степи или тундре, штиль на море. Физическая сторона явления – преломление и дисперсия (разложение в спектр) солнечных лучей при их вхождении в земную атмосферу – давно известна и не представляет никакого «чуда».
Иное дело – первые и последние «взблески» художественного гения. Ослепительные, они поражают воображение, но природа их для науки темна, и до сих пор это terra incognita для искусствоведов. Поэтому приходится говорить о них, прибегая к терминам религиозно-мистическим, ничего, по сути, не объясняющим: «прорицание», «предвидение», «предчувствие».
Такое положение, современное Сократу с его «даймонионом» (божественным голосом), нельзя признать нормальным в эру НТР, и со временем, надо полагать, оно изменится, – утратив «сверхъестественность», «пророчества», как зелёные лучи солнца, станут объектом лишь для чисто эстетической рефлексии.
Ну а пока в разговоре о Михаиле Лермонтове нам не уйти от рассуждений о таинственном даре, с необычайной, кажется, прежде ни у кого из поэтов невиданной силой проявившемся как в начале, так и в конце его стремительного и относительно недолгого творческого пути. Да он и сам заявлял в предсмертном стихотворении «Пророк», заключающем, несомненно, автобиографическую характеристику: