— А ребенок?
— Увы, у каждого своя судьба. Если ему уготована смерть, то вряд
ли мы можем что-то изменить. В конце концов, если рассуждать
философски, мы все когда-нибудь умрем. И что-то я не вижу, чтобы ты
бегала с криками и думала о том, как продлить мне жизнь и сделать
ее вечной. А если ты забыла, то я напомню, что и у меня, и у того
ребенка в груди бьется сердце, у нас обоих по две руки и ноги. И в
свою пользу могу сказать, что вряд ли он в жизни сделал что-то
хорошее. А я три дня назад помог старушке собрать рассыпанные
яблоки и перевел ее через мост. И только подумай, сколько еще таких
старушек я могу перевести через мост или скольким беднякам подать
милостыню? А ребенку еще надо вырасти, прежде чем сделать что-то
хорошее. Он пока даже ходить-то не умеет,— Дмитрий заметил, что
Грая остановилась и пристально глядит на него. — Что? Что ты на
меня так осуждающе смотришь? Сомневаюсь, что грудной ребенок был
способен на какое-то благое дело. Так что тут счет будет в мою
пользу. И кстати, та старушка, чтобы ты знала, меня благословила
между прочим.
— Это же ребенок!
— Пойми, — Дмитрий остановился и пристально посмотрел на Граю,
голос его стал серьезным: — Если ему хотели причинить вред, мы уже
ничего не изменим и не спасем его, к сожалению. Мы не сможем найти
эту карету и помочь ребенку. Если же старались для него, то не
стоит переживать.
— Попытка помочь – это уже многое! — возразила Грая, понимая,
что просто так уйти не сможет, даже несмотря на то, что слова
Дмитрия в чем-то были правильными.
Видимо, Дмитрий был из тех, кто никогда не оставался один, не
тонул в одиночестве и безысходности, все время живя легко и
беззаботно, быстро принимая решения, опираясь лишь на логику и
здравый смысл. А вот Грая все это знала. Она прожила это в тот
момент, когда осталась без отца. И сейчас, возможно, где-то там был
ребенок, которому никто не мог помочь...
— Хорошо, — согласился Дмитрий, — ты сейчас найдешь стражей,
скажешь им про странную карету, голую женщину и ребенка. Как
думаешь, что будет? А я тебе отвечу: в лучшем случае они посмеются
над тобой, а в худшем отправят в дом для душевнобольных. Еще один
вариант: ты оббежишь половину близлежащих улиц, попытаешься найти
странную карету и, ничего не найдя, отправишься домой. Или
опять-таки, на тебя обратят внимания стражники, патрулирующие
улицы, и ты расскажешь им о голой женщине, карете без кучера и
ребенке. И что тогда? Не люблю повторяться, поэтому просто вспомни,
что на этот счет я сказал тебе чуть раньше. А помимо того, что твои
действия будут глупыми и бессмысленными, ты еще можешь привлечь
ненужное внимание. И тогда прекрасное создание, разгуливающее
голышом по осеннему Петербургу, вряд ли будет сильно этому рада. А
значит, будет стараться не выдать себя впредь, даже если утащит еще
сотню младенцев. А пока она уверена, что о ней никто не знает, она
может где-то совершить ошибку из-за неосмотрительности. Если,
конечно, не поймет, что мы ее видели. Согласен, что это
неутешительный итог. Но другого нет. Так что будем надеяться, что
мы сейчас видели, как отчаявшаяся мать, веря во всякие деревенские
былички, подхватила своего ребенка и побежала скакать голой по
перекресткам, чтобы помочь ему обгадиться.